— Эта кормушка не столько для кормежки, сколько для того, чтобы привязать птиц к нужному месту. Птицы — отличные сторожа и достаточно сообразительны, чтобы отличать тех, кто насыпает им корм, от всех остальных. Как ты наглядно убедился на нашем примере, секреты охранения могут не только услышать, что по дороге или, скажем, через лес следуют какие-то чужаки, но и, используя птичий гомон, издали отслеживать скорость и направление перемещения.
Кремень усмехнулся:
— Хитро придумали. Да тут часовому можно спать в секрете. Такой шум мертвого подымет.
Булыжник усмехнулся в ответ:
— Все не так просто, старина. В линиях птичьей охраны есть довольно большие промежутки. Иногда ведь надо кое-кого, наоборот, провести в форт так, чтобы ни одна живая душа не Догадалась, что кто-то прошел. Так что большинство секретов перекрывает именно те тропы, а охрана вдоль дороги выставляется в основном в случае резкого осложнения обстановки. Кремень кивнул, пару минут подумал и осторожно спросил:
— А почему ты все это мне рассказываешь? Булыжник беззаботно пожал плечами:
— А что?
— Мне казалось, что все это тайны Корпуса. Булыжник усмехнулся:
— Да, ты прав, вот только это те тайны Корпуса, которые отныне придется беречь и тебе тоже. И это еще не самые большие из тайн, которые тебе предстоит беречь.
Об этом Кремень уже и сам догадался. Поэтому он с непроницаемым лицом перебрался обратно на повозку и, завалившись на спину, уставился в темнеющее небо, спрашивая себя: а стоило ли ему вляпываться во все это дерьмо? Впрочем, сейчас вопрос был уже чисто риторическим. Кремень был уверен, что если бы даже он сейчас соскочил с повозки и попытался дернуть в лес, то не успел бы сделать и десятка шагов, как у него между лопаток выросло бы новое украшение в виде черенка арбалетного болта. Джуг повернул морду, лизнул хозяина в ухо и снова отвернулся. В этот момент дорога сделала поворот, и повозка выкатилась из леса на вырубку, в дальнем конце которой возвышалась укрытая вытянувшимися предзакатными тенями мрачная громада Одиннадцатого форта.
В форте они провели почти три луны. Кремень всегда считал себя неплохим бойцом. Даже до того, как вступил в Корпус. Для того чтобы держать в руках буйную вольницу «лихих», нужно постоянно подтверждать, что ты самый сильный и злой пес во всей своре. И сам Корпус тоже немало добавил к его воинскому умению. Именно тогда он понял, что позволяет сотне «длинных пик» практически без потерь порвать на холодец впятеро и более многочисленного противника. Превосходство в вооружении и тактике, всесторонняя индивидуальная подготовка и железная дисциплина — вот что. Однако именно здесь, в Одиннадцатом форте, он понял, почему на бойцов специальных подразделений не распространяется ограничение одного пятилетнего контракта. ТАКИХ бойцов нельзя было выпускать в Оокону без жесткой и короткой узды Корпуса. Ибо все его воинское искусство по сравнению с тем, что умели «ночные кошки», теперь казалось ему детской игрой. И он был полностью согласен с теми, кто считал, что Одиннадцатый форт населен жуткими тварями. Вот только эти твари имели по две руки и ходили на двух ногах.
Впрочем, Булыжник был настроен более скептически: — Да, все эти штуки, конечно, впечатляют, но арбалетному болту по большому счету глубоко плевать, умеешь ты карабкаться по абсолютно гладкой стене или бегать бегом по натянутой веревке. А что касается всех этих метательных колец, чакр и сюрикенов… то хотел бы я посмотреть, как эти ребятки подберутся на расстояние броска к парню из «мокрой команды» со старым добрым «пружинником» в руке.
Но занимался он охотно. И дела у него шли гораздо веселее, чем у Кремня.
Однажды вечером, когда уже подходила к концу третья луна их пребывания в Одиннадцатом форте, ворота распахнулись и внутрь въехала кавалькада из пары дюжин всадников. Они с Булыжником как раз успели набить брюхо вечерней пайкой, которая была не в пример обильнее и разнообразнее обычного довольствия, каковое Кремень и так при всем желании не рискнул бы назвать скудным. Впрочем, при таких нагрузках они все равно перед каждым приемом пищи испытывали легкое чувство голода. Когда ворота форта распахнулись и первый из всадников показался в проеме ворот, Булыжник, пялившийся из-под ладони на ворота, внезапно тихо присвистнул. Кремень повернул голову.
— Что?
За последнее время они уже привыкли переговариваться друг с другом односложными словами, условными знаками или сигналами. Булыжник цыкнул, продолжая напряженно вглядываться в гостей. Когда за последним из прибывших закрылись тяжелые ворота, он отнял руку ото лба и, повернувшись к Кремню, коротко произнес:
— Финиш!
Кремень чуть вскинул брови, показывая, что желал бы получить разъяснения. Булыжник понимающе усмехнулся:
— Первый — капитан Слуй.
Да, если в форте появился сам Черный Капитан, это действительно означало финиш. Кремень нахмурился и несколько мгновений переваривал информацию, потом спросил:
— Остальные? Булыжник пожал плечами и то ли ответил, то ли спросил:
— Небось такие же, как мы?..
На следующий день занятия отменили. До обеда они приводили в порядок оружие и снаряжение, если это можно было так назвать (Кремень диву давался тому, как вроде совершенно безобидные предметы в умелых руках внезапно оказывались убийственно смертоносными), а сразу после него их пригласили в Зал собраний форта.
Когда они вошли в помещение, там уже находились начальник форта, несколько бойцов из состава гарнизона и все прибывшие вчера вечером. Капитан Слуй сидел чуть в стороне, как раз напротив дверей, и, как только они возникли на пороге, Кремень почувствовал, как в него воткнулся жесткий, цепкий взгляд. Но он сделал вид, что ничего не заметил.
Спустя минуту после того как двери были плотно закрыты, начальник гарнизона, испросив взглядом разрешения у Черного Капитана, негромко подал команду:
— Господа офицеры!
Офицеров среди присутствующих было едва ли четверть, но по традиции считалось, что любой сержант спецподразделения обладает статусом офицера. Это выражалось и в их «бессрочном» контракте, и в том, что их нормы обеспечения всеми видами довольствия полностью соответствовали офицерским. Капитан Слуй приподнялся с легкого кресла и, чуть кивнув головой, так же негромко произнес:
— Господа офицеры… — И после короткой паузы: — Прошу садиться.
Кремень мысленно усмехнулся. Если бы подобная команда подавалась где-нибудь на совещании, пусть даже офицерского состава, но линейных подразделений, то она была бы произнесена так, что у соседей подававшего команду еще с минуту звенело бы в ушах. А здесь все негромко, с некой демонстративной мягкостью. Дескать, «мы, конечно, члены Корпуса и соблюдаем всю эту уставную дребедень, но не обращаем на нее особого внимания». Однако в следующее мгновение ему стало не до размышлений по поводу нюансов поведения. Черный Капитан выпрямился во весь рост и оперся руками о спинку креслица, на котором прежде сидел.
