— Что же в нем странного? — насторожился Громов.
— Одежда на нем была какая-то грязная, мятая. Сам небритый. Ну прямо бомж какой-то!
— Во что он был одет?
— Серый пиджак, такие же брюки, рубашка темного цвета.
— Возраст его определить можете?
— Не старый еще. Лет ему примерно столько же, сколько вам.
— И куда же он направился?
— Не знаю. Он за угол завернул, и я его больше не видела.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил женщину Громов. — Однако это еще не все. Все, о чем вы мне сейчас поведали, вам надо рассказать моим коллегам. Они сейчас работают на чердаке. Надеюсь, знаете, как туда добраться?
— Так я еще свою работу не закончила, — возразила женщина. — Мусора вон сколько накопилось.
— Мусор ваш никуда не денется, — тут же осадил дворничиху Громов. — Мы же не ерундой какой-то занимаемся, а серьезным преступлением. К тому же это дело отнимет у вас не так много времени.
Женщина тяжело вздохнула, однако больше перечить представителю закона не стала. Сняв с рук перчатки, она засунула их в замызганный халат и отправилась в соседний подъезд — давать свидетельские показания.
Между тем после встречи с дворником подозрения Громова о том, что бомжеватого вида мужчина и найденная им на чердаке медаль имеют непосредственное отношение к преступлению, усилились. Однако, чтобы убедиться в этом окончательно, ему требовались более веские подтверждения. А получить их он рассчитывал у местных бомжей. Но как их найти? Здесь без вмешательства участкового инспектора обойтись было трудно. Предупредив своих коллег о том, что он отправляется в местное отделение милиции, Громов покинул злополучный двор на Земляном Валу.
Участковым инспектором, обслуживающим территорию, на которой произошло преступление, оказался старший лейтенант милиции Антон Иванович Грузило. Так его представил Громову дежурный по отделению. Однако его уже искали до этого больше часа, но все безуспешно — участкового не было ни в отделении, ни в опорном пункте милиции.
— Судя по всему, он «шерстит» жилой сектор, — сообщил Громову дежурный. — Если хотите — ждите.
Громов решил подождать, хотя, как и все, страшно не любил две вещи: ждать и догонять. Но ему повезло. Спустя каких-то десять минут зазвонил телефон у дежурного, и он, поговорив по нему с незримым абонентом, крикнул Громову:
— Звонил Грузило, и я ему сказал, чтобы он сломя голову мчался в отделение. Бегает он не шибко, поэтому еще минут пятнадцать вам придется подождать.
Громов воспринял это сообщение с большим облегчением — он прождал всего лишь несколько минут, а нервы были уже на взводе. Встретить участкового Громов решил на крыльце, но прежде чем уйти, поинтересовался у того же дежурного:
— Какой он из себя, ваш Грузило?
— В соответствии со своей фамилией: маленький, толстенький, — расплываясь в широкой улыбке, ответил дежурный.
Буквально через несколько минут Громов убедился в точности его слов. Грузило действительно оказался тучным мужчиной лет пятидесяти, с большим животом, именуемым в народе «мозолью». Он семенил на своих коротких ногах, одной рукой придерживая кожаную папку, а другой, в которой у него был зажат платок, то и дело вытирал обильно струившийся по лицу и шее пот. Громов шагнул к нему с крыльца, поздоровался и вкратце описал ситуацию: мол, на вашем участке произошло покушение, стреляли в человека. Услышав адрес, где это произошло, Грузило удивился:
— Спокойное вроде место. В доме проживают солидные люди.
— Кто именно? — спросил Громов.
— Бизнесмены всякие. Однако часть квартир принадлежит коммерческим фирмам и пока не заселена. Поэтому полной картины я вам нарисовать не могу. Да и как ее нарисуешь, если приходится одному работать на такой большой территории?!
Последнюю фразу Грузило произнес с таким отчаянием в голосе, что Громову стало жалко участкового. И хотя он был прекрасно осведомлен о тех трудностях, с которыми приходилось сталкиваться его коллегам «на земле» — как-никак сам когда-то работал в отделении милиции, — но когда Грузило принялся рассказывать ему во всех подробностях о своих производственных болячках, решил не перебивать его и дать выговориться.
— В то время как за старшим участковым должен быть закреплен участок с населением не более трех тысяч человек, мне приходится крутиться на участке, на котором проживают порядка семи тысяч, — жаловался Грузило. — А что делать, если в отделении людей не хватает? Одного участкового забрали в главное управление разрешительной системы, другого — в дежурную часть, третий сам уволился. А из главка тем временем требуют гнать «план по валу». Неделю назад вновь пришла бумага, где требуют активизировать работу участковых. Одних протоколов за административные правонарушения надо оформить не менее восьмисот.
— Как же собираетесь выкручиваться?
— Как, как? Хитростью, — ответил Грузило и внезапно рассмеялся. — Два дня назад нагрянули на один местный завод, а там две бригады хохлов работают. И ни у одного из них ни прописки, ни соответствующей бумаги о регистрации нет. Привезли их в отделение и составили порядка семидесяти протоколов. Чем плохо?
Нам сверху спускают план, а каким образом мы его здесь закрываем, никого не интересует. А мы туда вбиваем всех подряд. И бабулек, которые сигаретами торгуют, и работяг, которые в день получки приняли «на грудь» и сквернословят на улице. А мой коллега из соседнего отделения знаете как наловчился уголовные дела возбуждать? Идет в кожно-венерологический диспансер, выявляет там недолечившихся от сифилиса и заводит уголовные дела. И ведь что интересно: начальство прекрасно осведомлено о том, как участковые выполняют план, но закрывает на все глаза. Главное — отчетность, а там хоть трава не расти.
Понимая, что эти откровения участкового могут продолжаться до бесконечности, Громов наконец решился перебить его и спросил:
— Антон Иванович, а бомжи на вашем участке имеются?
Грузило сделал удивленное лицо, но, увидев, что его собеседник не шутит, ответил:
— А где их нынче нет? Вот и у нас этого добра тоже хватает. Здесь ведь Курский вокзал недалеко. Правда, я стараюсь с их братом шибко не общаться. Сами понимаете, от них можно и гадость всякую подцепить. У меня приятель есть, он участковым в Юго-Западном округе работает, так они его чесоткой «наградили». Однако руку на пульсе я все-таки держу. У меня есть один человечек среди бомжей, который при случае всегда меня выручает.
— Далеко идти до вашего человечка?
— Да нет, минут десять ходу. Вы что, желаете познакомиться с ним?
Громов такое желание изъявил, и Грузило, хотя и без особого энтузиазма, но согласился его проводить. Пока шли, участковый стал вводить гостя в курс дела:
— Зовут этого бомжа Василий Харин, но все называют его коротко — Харя. Мужик неплохой, бывший моряк. Всю жизнь проплавал на китобое, потом был списан на берег за какую-то провинность и стал спиваться. Пропил все: машину, квартиру, даже жена от него ушла. Два года назад приехал в Москву, думал, здесь что-то получится. Но куда там — нигде так и не закрепился. Работал на мусорной свалке, на овощной базе, даже в морге. Теперь вот бомжует. Личность интересная. Знает не только всех местных бомжей, но и тех, кто обитает в соседних районах. Правда, я не уверен, что мы застанем его на месте — рабочий день у бомжей, сами понимаете, ненормированный.
