— Почему домашний, а не служебный? — спросила Инга.
— Потому, что так проще. Во-первых, чтобы попасть к нам в МУР, вам надо будет писать письмо на имя первого заместителя начальника ГУВД и неизвестно сколько ждать ответа, а во-вторых, со мной в кабинете работает один тип, который, увидев ваши великолепные ноги, минимум на неделю потеряет интерес к работе. А зачем мне это надо?
— Однако сами вы вот уже двадцать минут с интересом разглядываете мои ноги и потерять интерес к работе не боитесь.
— Мне можно, я — выдержанный. Меня даже однажды хотели внедрить в одну банду, сплошь состоявшую из женщин, потому что знали — Громов не сломается.
— И что же — внедрили?
— А вот об этом мы поговорим с вами во время нашей следующей встречи. Договорились?
Инга в ответ кивнула и полезла в свою сумочку за ручкой и листком бумаги.
Расставшись с журналисткой, Громов летел к кабинету 531, что называется, на крыльях любви. Давно он не встречал девушку, которая понравилась бы ему с первого взгляда. Причем в новой знакомой прекрасным было все: фигура, характер, интеллект. А такие представительницы прекрасного пола сыщику нравились больше всего.
Прежде чем войти в кабинет, где располагался поисковый клуб «Родина», Громов извлек на свет визитку, которую ему любезно вручил его коллега Павел Шкляревский, и еще раз прочитал отпечатанную на ней фамилию одного из руководителей клуба — Анатолий Владимирович Раевский. Попытавшись мысленно представить себе своего будущего собеседника, Громов остановился на следующем варианте: серьезный мужчина с копной седых волос и массивными очками на кончике носа.
Нарисованный в его воображении образ не имел ничего общего с тем человеком, которого он увидел в кабинете. За обычным канцелярским столом сидел и разговаривал по телефону молодой человек с торчащим в разные стороны ежиком волос на маленькой голове, с лицом, усыпанным веснушками, и оттопыренными ушами. Увидев гостя, молодой человек жестом пригласил его сесть на свободный стул, стоявший возле стола, а сам как ни в чем не бывало продолжал разговаривать по телефону.
— Извините, но вы говорите вещи, которые не укладываются в голове. Что, в Центральном архиве Министерства обороны нет обыкновенного ксерокса, который сегодня стоит чуть ли не в каждом, даже захолустном, офисе? Как же вы работаете с документами? Или вы их все уничтожаете? Не все? Спасибо и на этом. Но вы же государственная организация, которая обязана хранить то, что называется «нашей памятью». Почему я — человек, который работает в общественной организации, это понимаю, а вы нет? Ах, вы тоже понимаете? Тогда примите у нас документы, которые хранят в себе эту самую память. Места нет? И что вы предлагаете? Спасибо на добром слове, мы возьмем ваш совет на вооружение. До свидания.
Молодой человек в сердцах швырнул трубку на аппарат, после чего поднялся со своего места и, подойдя к окну, где на подоконнике стоял графин с водой, налил себе чуть ли не полный стакан. Одним глотком осушив содержимое стакана, хозяин кабинета вернулся на прежнее место и устремил свой взгляд на гостя:
— Вы меня извините, но сил, для того чтобы сдерживаться, уже не хватает. Вы можете себе представить такую картину: мы нашли в одном из блиндажей сейф с документами военной поры, своими силами привели их в порядок и собирались сдать в Центральный архив Министерства обороны. И что, вы думаете, нам ответили? Мол, привозите, однако все эти документы мы все равно уничтожим. Спрашиваем: почему? А они нам: разве вы не знаете, что, если бумага столько лет пролежала в земле, она обязательно заражена гнилостным грибком? А это представляет угрозу документам, которые хранятся у нас. Сегодня я звоню им в архив снова, говорю, чтобы они хотя бы продублировали документы на ксероксе, а мне отвечают: у нас ксерокс сломался. Полный атас!
— Как же вы поступите? — спросил у молодого человека Громов.
— Придется хранить документы у себя, хотя места у нас, сами понимаете, не так много, как в государственном архиве. Но нам не впервой. Государство вообще редко нам помогает. Единственный раз расщедрилось на сорокалетие Победы. Выделило нам деньги, на которые мы купили те же ксероксы, компьютеры. Теперь деньги кончились, и все покатилось по-старому. Месяц назад мы обнаружили останки наших солдат, погибших в Великую Отечественную, попросили денег, чтобы по-человечески их захоронить. Думаете, дали? Шиш! Пришлось идти к знакомым плотникам, которые согласились бесплатно сколотить гробы для погибших. Однако похоронить удалось всего лишь несколько десятков. Остальные — примерно две с половиной тысячи — так и лежат непогребенными.
— Да, хлопотная у вас работенка, — искренне посочувствовал молодому человеку Громов.
— Не то слово, — тяжело вздохнул хозяин кабинета, после чего спросил: — А вы, как я понимаю, от Павла Сергеевича?
— Совершенно верно. Он вам уже звонил?
— Да, примерно час назад. Ну что ж, давайте знакомиться — Анатолий Раевский.
Громов в ответ назвал себя и пожал протянутую ему руку. К его удивлению, внешний вид хозяина кабинета совсем не соответствовал той силе, которая таилась в его рукопожатии — оно было крепким, волевым.
— Чем могу служить? — спросил у гостя хозяин кабинета.
— Советом, Анатолий. Несмотря на то что Страна Советов вот уже несколько лет как почила в бозе, однако без них никак не обойтись. Павел мне рассказывал, что вы хороший специалист по стволам времен войны. А также знаете кое-кого из реставраторов, которые приводят их в порядок. Дело в том, что к нам попал пистолет «ТТ» выпуска сорок первого-сорок пятого годов, который совсем недавно был кем-то хорошо отреставрирован. Я понимаю, что найти реставратора по алюминию, которым он заливал ствол, весьма проблематично. Однако этот реставратор оставил на «щечках» свое клеймо — две молнии. Эта примета вам что-нибудь говорит?
— Конечно. Если за последнее время не объявился человек, который ставит такое же клеймо на свои работы, то этот ствол наверняка побывал в руках Вити Катышева, с которым мы когда-то вместе занимались «черным поиском». Витюша вообще любит всякие примочки и ставит клеймо на всех своих работах. Поскольку он тащится от нацистской символики, именно ее он и выбрал. А знак две молнии — это двойная руна Зиг, означающая победу. Знаете, что такое руны?
— Именно для того, чтобы узнать это, я сюда и пришел, — ответил Громов.
— Руны — это буквы алфавита, которые в древности применялись скандинавскими и другими германскими народами для культовых и памятных надписей. Согласно легенде, каждая руна, будучи начертана, оказывает свое определенное воздействие: может ускорить события или их замедлить, защитить от какой-нибудь напасти и так далее. Гитлер с большим трепетом относился к оккультным наукам, поэтому его обращение к рунам было не случайным. Однако они же его и погубили. Взяв в качестве своего герба свастику — рунический знак солнца — он развернул ее в обратную сторону, чего делать ни в коем случае нельзя. Витюша прекрасно знает историю, поэтому, если ставит в качестве клейма свастику, всегда сохраняет ее в первоначальном руническом виде.
