Грон попытался поставить блок и… очутился на песке в позе младенца, закрывая голову обеими руками. Тело опять среагировало привычно. В бешенстве он отвесил себе оплеуху. Потом, все еще трясясь, поднялся на ноги. Казимир был невысоким, но быстрым и подвижным, его массы никогда не хватало, чтобы наносить убийственно сильные удары, поэтому он был вынужден стать точным. Теперь же он был заперт в теле увальня с мышцами молодого Джо Вейдера, реакцией улитки и рефлексами зайца и черепахи. Короче, полное дерьмо.
— Ты смотри, наш теленок решил начать со своих отвислых губок, а как насчет ляжки, а, губастенький?
Грон опять очутился на песке, однако на этот раз его падение хоть и выглядело гораздо более неуклюже, но произошло отчасти под его контролем. Акула быстро входил в раж, он все сильнее бил Грона, пинал ногами и наконец согнул его шею и прижал губами к вывернутой ляжке.
— Куси!
Груда, активно подбадривающая Акулу криками, столпилась вокруг с горящими глазами.
— Куси, губастенький, а то шею сверну.
И в этот момент Грон почувствовал, что тело прекратило трястись. Страх исчез, осталась только боль, сосуды лопались от адреналина. Тело теперь подчинялось только ему. Он чуть повернул голову и вцепился зубами в толстый, короткий, заросший жесткими волосками и ужасно грязный палец Акулы. Акула заорал и от неожиданности выпустил Грона, который перекатился в сторону и, поднявшись на ноги, встал в свободную стойку.
— Ну, сын медузы и собаки… — Акула задохнулся от возмущения и, не закончив фразы, ринулся в атаку.
Грон позволил ему сделать два шага, набрать скорость, а на третьем ударил его ногой в лоб, с разворота. В то мгновение, когда нога коснулась лба Акулы, он понял, что не рассчитал, к массе этого тела он еще не привык, удар получился слишком сильным. Голова Акулы резко откинулась назад, позвонки хрустнули, и он мешком рухнул на песок.
Несколько мгновений стояла полная тишина. Потом двое прихлебателей Акулы — Багра, здоровенный чернявый горгосец, и Умас, по прозвищу Бритый Венет, что являлось для добропорядочного последователя бородатого бога Фазара, отца овец, венцом падения, — бросились на Грона. Все случилось слишком быстро, и до окружающих не дошло, что с «губастым» произошли крутые перемены. Пока все казалось случайностью, и Багра с Умасом горели возмущением: «Да как он посмел?..» Грон прыгнул навстречу горгосцу и, поймав на коленный блок ступню, зажал ее в подколенную ямку между голенью и бедром, следующим движением вывернул согнутую ногу, заставив Багру упасть на песок, потом рухнул поверх него и прокатился по лежащему телу, стараясь воткнуться в него всеми выступающими костями: локтями, подбородком, лопатками, коленями… Подобный прием редко приводил к смертельному исходу, но после него человек не мог подняться без посторонней помощи и несколько дней чувствовал себя выплюнутым мясорубкой. Умаса он успокоил осторожным ударом в горло. Когда на песке оказались три распростертых тела, груда ошарашенно замерла. Грон поднялся, отряхнул песок и, подняв глаза, уперся в яростно блестевший взгляд Одноглазого. Груда, столпившаяся вокруг, внимательно наблюдала за ними. Одноглазый, увидев, как Грон расправился с тремя самыми сильными членами груды, ждал, что нахлебыш теперь бросит вызов ему. Грон быстренько «прокачал» этот вариант и решил, что столь резкое изменение статуса ему ни к чему, поэтому, порывшись в памяти, он опустился на колени перед Одноглазым и, склонив голову, откинул с шеи грязные, спутанные пряди. Одноглазый отшатнулся было от резкого движения, но затем, увидев позу покорности, шумно выдохнул, после чего, по традиции, лупанул ладонью по шее и отвернулся.
— Ну что уставились, рыбье говно? Лунар и Урс, это, — он брезгливо ткнул рукой в сторону трупа, — отволочь храмовым псарям, возьмете на обмен бараньей требухи. — И, бросив на Грона косой взгляд, Одноглазый неторопливо отправился к выцветшему куску венетского ковра, уже не первый год служившего троном хозяину груды.
Грон спокойно поднялся, подошел к кошме, раньше принадлежавшей Акуле, и, растянувшись во весь рост, сунул в рот кусок вяленой рыбы, на которой еще были видны следы зубов прежнего хозяина. Маленький переворот завершился, пора было думать о том, как наиболее успешно использовать его результаты.
Яркая луна стояла в зените. Мелкий неприметный человечек с серыми глазами выскользнул из-под сводов полуразрушенного портика и внимательно обвел глазами заросли, окружающие небольшую площадку перед пещерой. Вроде бы никого. Он осторожно двинулся вперед, стараясь не пересекать ярко освещенные луной участки, и скрылся в проеме пещеры. Пройдя около сорока шагов, он остановился, достал из большого кошеля, висевшего у него на поясе, два мешочка и две деревянные лопаточки, высыпал несколько щепоток порошка из каждого мешочка на пол пещеры и, спрятав мешочки с лопаточками обратно, отступил назад и длинной веткой смешал порошочки. Из получившейся кучки раздалось шипение и начал подниматься дымок, потянувшийся в сторону входа. Человечек отпрянул и быстро пошел в противоположную сторону. Через несколько десятков шагов впереди обрисовался светлый прямоугольник с полукруглым верхом, еще несколько шагов — и он вышел на идеально круглую площадку, мощенную мраморными плитами. Пещера оказалась сквозной. Он остановился и оглянулся на выход, оформленный как арка. Магические порошки еще полчаса будут выделять смертельный газ, и никто из тех, кто мог бы следовать за ним с тайными целями, не сможет пройти пещеру, наполненную смертью. Человечек прекрасно знал, что вечерний бриз не даст этой смерти повернуть в сторону площадки, но все-таки поежился, вспомнив, как выглядел один из соглядатаев систрарха, попытавшийся последовать за ним в тайное место, подобное этому. К тому же стоило поторопиться. Скоро вечерний бриз может смениться утренним, а площадка была слишком мала, чтобы чувствовать себя в полной безопасности даже в самой дальней от входа точке. Он быстро развязал кошель и вынул оттуда что-то напоминающее широкое блюдо или, скорее, чашу на короткой и широкой ножке. Поставив чашу в центр площадки, он достал еще несколько предметов необычной формы и осторожно вставил их в отверстия в ножке чаши, потом вынул длинный серебряный шип и, произнеся священную формулу, воткнул его в центр чаши. Некоторое время ничего не происходило, потом из центра чаши начало вырываться синее свечение, которое сгустилось и приняло вид сначала конуса, потом цилиндра, совершенно скрыв шип. Наконец свечение вздрогнуло и стало прозрачным, явив фигуру стоящего человека в длинном парчовом хитоне и мантии, с витым серебряным обручем на голове. Человек недоуменно повел глазами:
— Кто вызвал меня?
Человечек чертыхнулся про себя и, шустро порывшись в кошеле, вытащил наружу что-то напоминающее небольшую шкатулку и поставил перед собой.
— Это я, брат Эвер из Тамариса.
Человек нахмурился, но ответил тоном спокойным и величественным:
— Слушаю тебя, брат.
Человечек торопливо заговорил:
— Два дня назад, рано утром, Страж выкрикнул предостережение.
Человек подался вперед. Его глаза лихорадочно вспыхнули. Он хрипло выдохнул и произнес:
