— Не уходи, — попросил Ставр со слезами в голосе.
— И что же дальше? — ласково спросил Грон. — Через несколько недель тебя отдадут в гимнасиум и гувернер уедет обратно. А что буду делать я?
— Но ведь это будет через несколько недель! — взмолился мальчик. — А до этого мы могли бы кататься по окраинам Роула.
Грон покачал головой:
— Прости, парень, жизнь состоит из встреч и прощаний. Я рад, что познакомился с тобой, будь и ты рад этому: ведь мы могли бы никогда не встретиться. — Он заметил, что парень вновь готов пустить слезу. — Ну, это совсем недостойно сына Всадника. К тому же жизнь еще вся впереди, может быть, еще повстречаемся, и тогда я хочу, чтобы ты мне рассказал, как ты съездил в Эллор со школьным караваном. — Он обнял мальчишку и повернул его в сторону дверей гостиницы. — Иди, тебя ждут.
Мальчик кивнул и через несколько мгновений скрылся за дверями. Грон вздохнул. С его бурной жизнью ему совсем не нужны были серьезные привязанности, а он за прошедший год умудрился обзавестись даже несколькими: Эрея, Серма, теперь вот Ставр. Оставляя каждого из них, он чувствовал, как оставляет какую-то частичку души. Что ж, молодость — это начало пути, сколько еще таких прощаний будет за время, отпущенное ему в этом мире. Эта мысль потянула за собой другую, и Грон досадливо поморщился. Весь прошедший год он пытался не вспоминать о том, как он попал в этот мир, и о том, что вполне может исчезнуть отсюда, оставив сиротой немного повзрослевшего, но по-прежнему наивного Грона. А может быть, их сознания настолько слились, что его уже не вытянуть из этого тела, или, наоборот, первичное сознание Грона будет выдернуто вместе с Пушкевичем. Он опять вздохнул. Как ни отгонял он от себя эти мысли, но рано или поздно придется поискать ответа на этот вопрос. Если он не хочет, чтобы такая ситуация застала его врасплох. Тут ему с силой засветили в спину и грубый голос проорал:
— Ну что застыл, как истукан, посреди улицы. Ноги потерял или мозги?
Грон обернулся. Мимо проплывал паланкин, перед которым двое рынд расталкивали прохожих, подгоняя замешкавшихся палками. Один из них окинул Грона свирепым взглядом и вновь принялся работать палкой. Грон секунду раздумывал, но потом пришел к выводу, что от удара палкой он не развалится, а привлекать излишнее внимание к своей персоне ему вовсе ни к чему. Бросив взгляд вдоль улицы, он на секунду задержал глаза на маленьком невзрачном человечке, глазевшем на эту сцену, и ему показалось, что он его где-то видел, но тот быстро исчез в толпе. Грон пожал плечами и двинул вниз по улице. Пора было подумать, что делать дальше.
Он не торопясь шел по улице, не упуская из виду ничего из того, что происходило вокруг. Люди и повозки сновали вокруг во всех направлениях, и приходилось держать ухо востро, чтобы не оказаться покалеченным или не попасть под кнут какого-нибудь из возниц, перевозивших богатых господ. По первому впечатлению Роул был меньше Тамариса, но заселен гораздо более плотно. Тамарис был преимущественно одноэтажным, к тому же там Грон практически не видел города — так, несколько портовых забегаловок да пара кварталов, в которых жили корабельные плотники и парусные мастера. Иногда груды ходили туда подраться от скуки. В Саоре он провел всего четыре дня, и все это время проторчал за запертыми воротами постоялого двора. Так что, по существу, в городе он был впервые. Чем ближе к центру, тем улицы становились все лучше, пока наконец после очередного перекрестка под ногами не оказались каменные плиты мостовой. Через несколько кварталов четырехэтажных зданий, украшенных лепниной и часто перемежающихся то общественными банями, то еще какими-то строениями, похожими то ли на храмы, то ли на судейские палаты, он вышел на центральную площадь, на которой стояли два здания, одно из которых абсолютно точно являлось храмом, а второе, скорее всего, дворцом систрарха. Площадь оканчивалась высокой стеной, которую они заметили со склона. Прямо в центре выходящей на площадь части стены находились широко распахнутые ворота, арка которых была покрыта великолепной резьбой.
— Что, черноногий, дивишься на Врата гимнасиумов? — со смехом спросил молодой голос.
Грон обернулся. За спиной стояли двое молодых ребят приблизительно его возраста, одетых в одинаковые хитоны.
— А почему «черноногий»? — поинтересовался он.
— Ну так мы зовем всех крестьян, — ответил один, в то время как второй снова засмеялся.
Грон несколько мгновений раздумывал, как ему поступить, потом улыбнулся:
— Что ж, может быть, ты прав. — Он сунул руку в кошель и достал золотой и, подкинув его на ладони, подмигнул: — Сегодня я богат, почему бы нам не пойти и не пропустить по стаканчику.
Оба парня восторженно взвыли, потом тот, кто отвечал, обхватил Грона за плечи, что, впрочем, ему не совсем удалось, и торжественно произнес:
— Да пошлют боги удачу этому доброму человеку, а также всем остальным студентам, как послали сегодня нам. — Он хлопнул Грона по спине. — Идем, я знаю отличное заведение, куда не заходит никто из обучителей, даже инспектора.
И вся троица двинулась вниз по улице.
Студенты всегда остаются студентами, хоть в том мире, хоть в этом.
Местечко оказалось весьма загаженной забегаловкой, где подавали ужасно кислое, но зато очень дешевое молодое вино. Сначала Грон пил мало, вслушиваясь в болтовню студентов, которых звали Комар и Улмир, и умело направляя беседу нарочито наивными вопросами, но студенты бдительно следили, чтобы его стакан наполнялся не реже, чем их, и опустошался туда, куда положено. Поэтому в конце концов Грон осоловел, расслабился и даже начал подтягивать какую-то бесшабашную песню, мыча там, где не мог уловить слов. Наконец к их столу приблизился местный вышибала и, мрачно окинув мощную фигуру Грона, произнес несколько вежливее, чем обычно:
— Хозяин велел передать, что вы уже вылакали на весь свой золотой.
— Как?! — взревел Комар. — Да ты, верно, шутишь, милейший? Мы не выпили и на десяток медяков! — Он повернулся к собутыльникам, призывая их в свидетели. — Сколько можно выпить за пару часов, а мы еще совсем не пьяны?
Вышибала хмыкнул:
— Не знаю насчет последнего, но уже полчаса, как вышла полуночная стража.
— Что-о-о?!
На этот раз голоса обоих студентов слились. Они обменялись унылыми взглядами. Потом Улмир вздохнул:
— О боги, завтра опять придется предстать перед очи приора.
Оба уныло поднялись и двинулись к выходу, но, когда за ними закрылась дверь, Комар повеселел и, хлопнув приятеля по плечу, произнес:
— Все-таки сегодня был отличный вечер, за такой не жалко и получить взбучку от приора.
Улмир тоже повеселел, и вскоре переулок огласила очередная разухабистая песня. Они прошли несколько кварталов, оглушая уснувшие дома немелодичным, но добросовестным ревом трех молодых глоток, как вдруг Улмир полетел вперед и грубый голос произнес:
— Прочь с дороги, рвань.
