— Она там, ее уволокли вслед за Лупоглазым.
Грон бросил щит под ноги коню и требовательно протянул левую руку:
— Меч.
Франк быстро сунул свой. Хитрый Упрямец вздрогнул от удара пятками и, почувствовав близкую схватку, рванул вперед. Набрав скорость за десять шагов, Грон свистнул, бойцы прянули в сторону, и обученный конь прыгнул вперед, молотя коваными копытами. Грон почувствовал, как под брюхом Хитрого Упрямца что-то хрустнуло, и резко рубанул по сторонам обеими руками. Такой удар разваливал пополам даже тяжелый, обитый бронзой колесничий щит. Попавшие под мечи кусками посыпались на плиты. Конь рванул вперед, опрокидывая потрясенных золотоплечих, и в следующее мгновение в образовавшуюся брешь бросились бойцы. Сзади на круп шмякнулось что-то тяжелое и послышался возбужденный голос Франка:
— Быстрее, они, наверное, в Купольном зале.
— Черта с два, или я плохо знаю твою сестру, или она уже рубится у святилища Девы. Этим тупым горгосцам не стоило бы забывать, что она не всю жизнь провела в золотой клетке наследницы трона.
Грон резко дернул поводьями, галереи храма явно не были рассчитаны на то, что по ним будут галопом носиться всадники. Они с грохотом обрушились по лестнице Восхода и несколькими скачками пересекли внутренний двор. Святилище Девы было за стеной. Грон и Франк подтянули ноги и прямо с седла прыгнули на стену. Франк окинул взглядом представшую перед ними картину и хмыкнул:
— Ты, как всегда, прав, Старейший, самое время вмешаться.
Грон указал подбородком в сторону дальнего угла двора, Франк кивнул, и они побежали по стене.
Их заметили, только когда они уже спрыгнули со стены. Большая часть золотоплечих наседала на десяток сереброногих, удерживающих вход в святилище, так что с принцем было только четверо, для них двоих все равно что ничего… Видимо, эти четверо сами думали так же, потому что заорали как резаные. Франк метнул сюрикены, и двое рухнули на камни двора, однако оставшиеся с белыми от ужаса лицами шагнули вперед, выставив мечи. Грон отбил неуклюжий выпад и врезал по виску рукоятью меча, Франк был менее великодушен. Увидя, что он остался один перед двумя «богами смерти», Лупоглазый выпустил меч, судорожно всхлипнул и осел по стене. Грон остановился у бесчувственного тела, и уперев острие меча в ямку под горлом принца, повернулся к бегущим к ним золотоплечим:
— Если вы не остановитесь и не бросите оружие, он умрет.
Бегущий впереди воин со знаком командира на левом плече сделал еще несколько шагов, потом до него дошел смысл сказанного, и он, резко затормозив, вскинул руки, останавливая остальных. Все застыли. От входа в святилище раздался гневный женский крик:
— Убей его, Грон!
Командир золотоплечих удивленно вскинул брови и торопливо заорал:
— Бросить мечи, всем бросить мечи, — и первым швырнул свой под ноги Грону, после чего опустился на одно колено и срывающимся голосом произнес — Вверяю вам жизни моего господина и моих солдат.
От шеренги сереброногих отделилась фигура в накидке подружки невесты и побежала к коленопреклоненному командиру золотоплечих. Воздев меч, Франк хмыкнул и, одним движением кисти вытянув из-за пояса туго свернутый боевой хлыст, выбросил руку вперед. Хлыст резко хлестнул по руке разъяренной сереброногой.
— Ай.
Она остановилась, придерживая другой рукой покрасневшую от удара кисть.
Из строя сереброногих раздались возмущенные возгласы.
Беллона закричала:
— Да как ты смеешь, сопливый мальчишка!
Грон заметил, как напряглись плечи Франка, но он справился с собой и спокойно ответил:
— Они сдались, моя сладкая, а Дивизия не воюет с поверженными. — Он рассмеялся и добавил: — Я вот жду не дождусь, когда так же поступишь и ты.
От этой шутки всем стало легче. В это мгновение распахнулась калитка, и во двор ворвались бойцы Дивизии во главе со Ставром. Увидев Грона живым и невредимым, он просиял и, бросившись к нему, закричал:
— Внутренний двор весь в наших руках, горгосцы сдаются пачками. Около двух тысяч золотоплечих забаррикадировались в рабском бараке и конюшнях, но долго они не продержатся, к воротам валом валит ополчение. Победа!
Грон повернулся к командиру золотоплечих:
— Я думаю, вам стоит приказать своим бойцам сдаться.
Тот поднялся с колен, бросил сумрачный взгляд на валявшееся в ногах Грона тело принца.
— Я могу быть уверен, что им оставят жизнь?
Грон кивнул. Золотоплечий стянул перевязь меча, бросил под ноги и, сгорбившись, двинулся к калитке. В этот момент появилась ОНА. Грон знал, что она любит эффектные штучки, но в этот раз… Когда она, пригнувшись, чтоб не повредить высокую прическу, шагнула из сумрака святилища во двор, быстро заполнившийся бойцами, ополченцами-элитийцами, жрецами и неизвестно откуда возникшей толпой горожан, каждый почувствовал, что его непреодолимо тянет опуститься на колени и восторженно заорать, но она шла в полной тишине. Грон почувствовал, что у него тоже отвисла нижняя челюсть, разозлился и, нарочно отвернувшись от приближающейся Толлы, стянул с головы шлем и ладонью утер блестевшее от пота лицо. Шаги остановились рядом с ним, потом раздался скрип песка и многоголосый изумленный вскрик. Грон резко обернулся и замер. Толла стояла перед ним на коленях, склонив голову, и на поднятых руках протягивала ему белоснежную девичью «перистальку». Это было уже слишком. Грон наклонился и зло зашептал:
— Ты что, Зеленоглазая, с ума сошла?
Она медленно подняла голову, и он увидел в ее глазах торжество. Грон понял, что влип, где и когда, пока неясно, но влип на полную катушку, а Толла улыбнулась и вполголоса ответила:
— Я всего лишь заканчиваю брачную церемонию, муж мой.
Грон ошалело уставился на нее. А она вполголоса продолжала:
— Ты загасил девичье пламя в моей чаше предков, и на твоей руке мой обруч-оковы. Тебе осталось принять лишь мой символ девичьей чистоты, к тому же только ты можешь дать честный ответ перед богами, что сам лишил меня девственности. — Она улыбнулась так, что Грон возблагодарил богов, что надел тугую набедренную повязку, и промурлыкала: — Ну же, воин, заканчивай церемонию.
Грон прикрыл глаза, вспомнив тот странный поднос, чуть не засветивший ему в лоб на гребне стены, потом медленно протянул руку и сжал пальцами тонкую шелковистую материю. Со всех сторон: во внутреннем дворе, на карнизах и галереях храма, а потом на площади акрополя и дальше по всему Верхнему городу — раздался восторженный крик. Толла гибким движением поднялась на ноги и протянула руки Грону, он стиснул их так, что она вскрикнула, и, притянув ее к себе, заорал ей в ухо, стараясь перекричать нескончаемые радостные вопли:
— Будь я чуть суевернее, я решил бы, что вся эта история с горгосским вторжением затеяна тобой, вместе с твоей Матерью-солнцем, с одной-единственной целью.
