Потому что люди вспоминали целую смесь переживаний: и чувство вины, что ты такой плохой, и обида на родителей, и чувство ненависти к тому, кто делал тебе больно, и одиночество, и отверженность. Но именно эти чувства переживают и наши дети в момент наказания!
И опять — обрати внимание, до какой степени это неравноправный метод! Может ли твой ребенок наказывать тебя? Может ли твой ребенок ответить тебе ударом? Ответ очевиден — нет. Он не имеет права ударить тебя.
Тогда — какое право мы имеем бить наших детей?!
Можно найти сто объяснений тому, почему мы их наказываем, вместо того чтобы вести с ними спокойный и равноправный диалог. Но может быть, уже не нужно искать объяснения, а просто перестать делать то, что недостойно больших, взрослых и умных людей.
Недостойно унижать тех, кто меньше тебя.
Тех, кто не может тебе ответить тем же способом.
Недостойно порождать страх, вместо того чтобы рождать любовь и понимание.
Лишение возможностей
Можно наказать ребенка, просто лишив его каких-то возможностей.
Можно поставить ребенка в угол и лишить его возможности передвигаться. Можно лишить его возможности смотреть телевизор. Можно не купить ему то, что он просит. Можно не разговаривать с ним, лишив его возможности полноценного общения. Можно не пустить его гулять или не отпустить в гости.
И мы часто говорим детям: «За то, что ты это сделал (не сделал):
— Я запрещаю тебе брать…
— Я не разрешаю тебе…
— Я не куплю тебе…
— Мы не возьмем тебя…
— Ты не пойдешь…
— Ты не будешь смотреть…
— Ты не будешь играть…»
Все, что достигнуто дрессировкой, нажимом, насилием, — непрочно, неверно и ненадежно.
Януш Корчак
Мы обладаем властью разрешать или запрещать. И мы манипулируем этой властью, добиваясь от ребенка того, что мы хотим.
Этот метод напрямую работает на подчинение ребенка, на указание — кто в доме хозяин. И в этом его слабая сторона. Потому что, опять же, он не оставляет ребенку чувства собственной ценности, осознание его возможностей и прав. Вот почему, даже подчиняясь нам, признавая нашу власть, ребенок затаивает обиду и несогласие с таким обращением.
Мы часто используем этот метод не по правилам, я бы сказала — нечестно. Именно наше чувство власти над ребенком, ощущение собственной власти в конкретной ситуации заставляет нас «перегибать», давать несоразмерное поступку наказание. И речь идет в первую очередь о том, чего мы лишаем ребенка в ответ на его плохой, с нашей точки зрения, поступок.
Я наблюдала однажды такую ситуацию, смешную и трагичную одновременно. Дочь моих знакомых, двенадцатилетняя девочка, совершила плохой поступок, за который и была наказана: ей не разрешили пойти на день рождения к однокласснице. Она готовила подарок. Собиралась на праздник, как на важное мероприятие. На дне рождения должны были быть значимые для нее сверстники, с кем ей хотелось пообщаться в такой вот «неформальной обстановке». Но родители сказали: «За то, что ты так поступила, ты не пойдешь на день рождения!» И это было очень жестокое наказание, несоразмерное тому, что сделала девочка.
А что же она сделала? Она не захотела есть манную кашу, которую ей приготовили. (Я обращаю твое внимание — двенадцатилетней девочке родители готовят манную кашу, которую она терпеть не может! И она должна ее съесть! Уже одно это вызывает большое сомнение в мудрости родителей, в их уважении к ребенку и признании его прав на элементарное желание — самому решить, что ему есть в этом возрасте!)
Ненавистную кашу девочка есть не хотела. Но знала, что ни ее нытье, ни жалобы, ни уговоры не убедят родителей, она понимала, что кашу все-таки придется есть. На ее счастье пришла я, родители отвлеклись на разговоры со мной, и она, улучив момент, прокралась на балкон и выбросила кашу.
Хочу обратить твое внимание на то, что ребенок был в самом прямом смысле поставлен в ситуацию, когда он не мог поступить по-другому. Съесть ненавистную кашу — невозможно. Тихо-мирно выбросить ее в туалет — нельзя: мы сидим на кухне, мимо нас с тарелкой в туалет не проберешься. Но из комнаты, куда ее отправили есть эту ненавистную кашу, можно незаметно пройти в большую комнату, а там — о счастье! — балкон, с него-то и можно выбросить кашу. Что она и сделала.
На беду, вся ее затея открылась. Открылась нечаянно и смешно. Когда взрослые вышли на балкон покурить, их взглядам предстала удивительная картина: ель, растущая напротив балкона, была припорошена чем-то белым, что при более тщательном рассмотрении оказалось манной кашей.
Преступница была выведена на чистую воду. Наказание родилось само — лишить ее того, чего она больше всего хотела. И это было так жестоко. И так несправедливо.
Я пыталась доказать, что этого делать нельзя. Что провинность ребенка не стоит этого наказания. Мало того, эта провинность была создана самими родителями — их «странным» стилем воспитания, когда большую девочку кормят манной кашей, не оставляя ей свободы выбора. Когда она должна отстаивать эту свободу выбора вот такими вот извращенными поступками — обливать роскошную ель манной кашей! Но родители были неумолимы.
«Она должна знать… Она должна осознавать… Она должна прочувствовать…» Это были их аргументы. И я уверена — она «прочувствовала».
Она прочувствовала всю глубину несогласия и несправедливости такого наказания. Прочувствовала боль разрушенных ожиданий. Я уверена — почувствовала даже ненависть к родителям, с такой вот жесткостью лишивших ее того, что ей было важно. И за что? За что, спрашивается?
Однажды я нечаянно воочию увидела чувства, которые испытывает ребенок, властью родителей лишенный возможностей. Я стала их свидетелем нечаянно, невольно — зашла в гости к соседке, у которой в этот момент ребенок стоял в углу, лишенный возможности играть, двигаться. Я в мягких домашних тапочках прошла за чем-то на кухню, где и стоял наказанный, он просто не услышал, что я вошла, поэтому стоя в углу, продолжал делать то, что делал, пока был в одиночестве. Он бил ногой по стене, бил ритмично и говорил при этом так же ритмично, зло:
— Ненавижу мамку… Ненавижу мамку… Ненавижу мамку…
Я так же тихо, как вошла, ушла обратно, потрясенная этой неприкрытой, такой страшной в устах ребенка ненавистью. И только и смогла сказать его маме:
— Выпусти его, пожалуйста! Выпусти! Ему нельзя там стоять…
И сколько родителей, ставя детей в угол, находятся в иллюзиях, что ребенок сейчас чувствует раскаяние, сожаление, что он стоит и «исправляется»…
Ребенок, в большинстве случаев, испытывает совсем другие чувства! Думаю, они тебе знакомы — из детства. И чтобы ярче вспомнить их, представь, что чувствовал бы ты сейчас, если бы тебе, взрослому человеку, кто-то большой и важный сказал:
— Ты забыл купить хлеб? За это останешься без своего футбольного матча по телевизору!
