Но для партии в жринг необходимо только три партнера, так что у него был выбор и без того, чтобы связываться с этим избалованным сынком богатого семейства.
Партия образовалась быстро. И даже без его участия. Покончив с заказанной бутылкой, мещанчик, притворяющийся дворянином, достал из кармана колоду карт и окинул зал заинтересованным взглядом. К удивлению капитана, наиболее живо отреагировал не дворянчик из провинции и не отпрыск, а купец. Он быстро подвинулся к мещанчику и, наклонившись к нему, стал что-то объяснять, возбужденно размахивая руками. Мещанчик согласно кивнул и бросил робкий взгляд в сторону капитана. Тот ответил взглядом вполне благосклонным. Так что спустя десять минут они уже сидели за одним столом.
— По медяку за взятку? — стараясь казаться небрежным, спросил мещанчик. Изриел пожал плечами, а купец, глаза которого алчно зажглись, согласно кивнул:
— По медяку так по медяку.
Первые несколько раздач капитан проиграл. Карта не шла. Все время то не хватало чаши для полной руки, то, наоборот, в раскладе вылезала лишняя корона. Он даже стал опасаться, что от тех пяти золотых, что были у него при себе, вскоре ничего не останется, и принялся прикидывать, как бы потихоньку закруглить игру, не роняя при этом гвардейского достоинства. Но затем масть поменялась и все пошло как надо. Так что к концу вечера в кармане капитана звякало на десяток золотых больше, чем было вначале.
Когда они прощались, купец сокрушенно качал головой.
— Да уж, господа, не везет так не везет. Ну… я в столице буду еще какое-то время, так что прошу возможности отыграться.
Капитан благосклонно кивнул и вышел из таверны.
Следующий день у него был свободным. Поэтому с утра он отправил с денщиком один золотой цветочнице, а еще три — ювелиру, велев подобрать какую-нибудь безделушку. Капитан Изриел, несмотря на свое пристрастие к игре, был мужчиной бережливым и в случае выигрыша позволял себе тратить не более половины оного. Остальное отправляя в этакий страховой фонд, в котором у него скопилось уже около полусотни золотых. Он играл, а в игре случаются и проигрыши. А сколько блестящих карьер были загублены некстати случившимися проигрышами — уму непостижимо!
Посещение юной особы прошло вполне в том духе, как он и ожидал. Госпожа Нилера в постели оказалась не слишком умелой, но очень страстной и деятельно-послушной. Сочетание, которое он любил более других. К тому же букет и маленькая брошка привели ее в такой восторг, что она просто лезла из кожи вот, чтобы с лихвой отблагодарить кавалера.
Окончание вечера тоже оказалось вполне приличным. Они сошлись прежним составом. И даже то, что к концу вечера купец, в отчаянной попытке отыграться, предложил перейти на ставки по серебряному за взятку, только увеличило выигрыш капитана. На этот раз он ушел с пятнадцатью золотыми.
А вот следующий день не задался с самого утра. Во-первых, несколько офицеров вновь мучились желудком. И потому комендант снова поменял график, поставив Изриелу еще одно внеочередное дежурство, уже второе за луну. Затем эта сучка вновь затянула старую песню по поводу того, как бы ей хотелось хоть одним глазком взглянуть на императорский дворец. Причем дело почти дошло до истерики. Эта дура даже начала кричать, что готова передать ему золото для подкупа какого-нибудь важного лица. И что она согласна сделать это даже не во время какого-нибудь приема или бала, а в любой день, и даже ночью. А если тех ста монет, что у нее есть, недостаточно, она попросит у брата еще. Упоминание о брате, причем находящемся где-то недалеко, так что его можно о чем-то попросить, слегка остудило пыл капитана, уже решившего прекратить истерику самым действенным способом — оплеухой. И еще сильнее испортило настроение. Но самое страшное произошло вечером… Беневьер поднялся по узкой лестнице и затормозил у знакомой двери. Мальчишка с приказом немедленно прибыть прибежал полчаса назад. И теперь Беневьер недоумевал, что могло стать причиной столь срочного вызова. Дела пока развивались по плану. Во всяком случае та их часть, за которую отвечал лично он… Остановившись у двери, Беневьер некоторое время прислушивался, а потом поднял руку и робко постучал.
— Беневьер?
— Да, госпожа.
— Заходи.
Госпожа Нилера сидела у окна с бокалом в руке и сверлила взглядом башни императорского дворца. Если бы взгляд мог обрести хоть какую-то материальность, то у императорского дворца, скорее всего, уже не осталось бы башен.
Когда Беневьер вошел, она отвела взгляд от столь привлекавшей ее панорамы и спросила:
— Как идут дела?
— Все по плану.
— Отлично, — кивнула она и, поднимаясь на ноги, приказала: — Собирайся. Господин в городе. Он требует нас к себе.
Беневьер удивленно воззрился на Нилеру. Уже давно, несколько лет назад, он наладил в Эл-Северине неплохую сеть оповещения, так что о том, что в городские ворота въехало некое значимое лицо, ему должны были доложить никак не позже, чем через час после случившегося. Ну максимум через полтора, с учетом того, что его потребуется искать. Неужели господин прибыл инкогнито? Но зачем?
До городского дома герцога они с госпожой Нилерой добрались на наемном экипаже. И вошли внутрь через боковую калитку. Всю дорогу Беневьер мучился вопросом, что происходит. Он не любил неизвестности. В той деликатной области, в которой он подвизался как профессионал, недостаток знаний может быть смертельно опасным. И потому Беневьер считал, что для того чтобы знать, где, что и почему происходит, не следует жалеть ни времени, ни денег. Знания, они дороже любых денег. И в этом преподаватели Университета совершенно правы. Хотя, естественно, они-то имеют в виду совершенно другое…
До того как они поднялись по лестнице на второй этаж, на котором был расположен кабинет герцога, у Беневьера еще оставалась некая тайная надежда, что Нилера ошиблась и господин только прибывает в город, но, увидев у дверей могучую фигуру джерийца, он понял, что эта надежда напрасна.
Измиер отворил дверь и жестом показал, что господин ждет. После чего вошел в кабинет вслед за ними и замер у двери неподвижной фигурой. В кабинете было темно. То есть, конечно, не совсем. Кое-какой свет там все-таки был. Но на окнах были не задернуты только третьи, самые плотные шторы. Да и то не задернуты до конца, а лишь на половину окна. Верхние портьеры были спущены более чем наполовину, а легкая кисея была собранна в плотные складки, как будто для того, чтобы максимально затруднить дневному свету доступ внутрь кабинета.
Господин сидел не на своем обычном месте, за большим столом, а в углу, хотя и в своем любимом кресле с высокой спинкой.
— Господин. — Госпожа Нилера присела в безупречном реверансе.
— Господин. — Беневьер на долю секунды позже отвесил глубочайший из возможных поклонов.
— Рад вас видеть, господа.
Беневьер вздрогнул. В голосе герцога было нечто… страшное. Некий гул и рокотание, явно находящиеся за пределами чувствительности человеческого уха, но явственно ощущаемые чем-то более глубинным.
