— А, Трой… уже здесь. Ты прочитал те свитки, на которые я рекомендовал тебе обратить внимание в среду?
— Да, учитель.
Ректор столь же величественно проследовал к массивному креслу с высокой спинкой, установленному рядом с камином за не менее массивным рабочим столом, все так же величаво опустился в него, поставив ноги в бархатных, расшитых жемчугом туфлях на маленькую скамеечку и откинулся на спинку.
— И что же ты думаешь обо всем изложенном?
Трой нахмурился:
— Я не во всем разобрался, учитель…
— Это и не возможно, — улыбнулся Игреон Асвартен, — уж не знаю, насколько я авторитетен в твоих глазах, но скажу тебе по секрету, что даже я не во всем разобрался. Так что не стесняйся, ибо понимание возможно лишь до тех пор, пока существует непонимание. А как только ты решишь, что все понял, так сразу же перестанешь понимать…
Трой еще сильнее наморщил лоб, пытаясь разобраться в том, что ему только что сказал учитель. Ректор с улыбкой наблюдал за ним.
— То есть, учитель, вы хотите сказать, что как только я решаю, что понял, я этим своим решением останавливаю процесс дальнейшего понимания? Или просто перестаю понимать?
— И то, и другое, Трой, и то, и другое. Если ты в какой-то момент самонадеянно решишь, что понял уже все и больше понимать тебе нечего, то именно в этот момент ты и останавливаешь свое развитие понимания того, над чем размышлял, и обрубаешь для себя возможность понять больше, чем ты уже понял, а это значит, что ты больше не можешь приблизиться к истинному пониманию.
— Но ведь есть вещи, которые понять достаточно просто.
— Например?
— Ну — штаны.
Игреон Асвартен усмехнулся:
— Что ж, давай попробуем понять, что же такое штаны. Итак…
Трой потер лоб. С одной стороны, чего тут понимать — штаны и штаны, а с другой…
— Ну, штаны, это… кусок материи… сшитый, как две трубы… то есть снизу, а сверху, как одна… ну чтобы… — он запнулся.
— Вот видишь, — мягко заговорил ректор, — ты считал, что понимаешь, что такое штаны, а когда попробовал объяснить свое понимание… — и он развел руками. — А ведь между тем ты еще даже не приблизился и к первому кругу понимания. Для чего они нужны? Почему, скажем, штаны, а не юбка? Что такое штаны для дворянина, для простолюдина, для кузнеца, для вора?
— Да если так со штанами, то голова совсем кругом пойдет… а ежели еще и с рубашкой и кушаком, так вообще… — махнул рукой Трой.
— Ты прав, — усмехнувшись, кивнул Игреон Асвартен, — именно поэтому ты найдешь… м-м-м, чрезвычайно мало людей, напряженно работающих над пониманием того, что есть штаны. Однако есть вещи, научиться пониманию которых необходимо, если ты, конечно, хочешь стать истинным человеком, а не двуногим прямоходящим существом, владеющим тем, что с большой натяжкой можно назвать членораздельной речью.
Трой густо покраснел, решив, что это камень в его город. Но учитель отрицательно качнул головой:
— Да нет, я не о тебе. Ты-то как раз все больше ей овладеваешь, причем все быстрее и быстрее, что меня только радует. Но сколько вокруг нас тех, кто даже не подозревает, что для того, чтобы по праву называться человеком, необходимо очень и очень потрудиться. Причем, к сожалению, таковых немало и среди благородного сословия… впрочем, давай на этом прервемся. Просто запомни, что для некоторых вещей в большинстве случаев действительно достаточно самого элементарного, я бы назвал это — инстинктивного понимания. А для других нет. Но если у человека нет привычки развивать свое понимание, причем опираясь именно на осознанное непонимание, то он не сможет понять того, что возможно или даже, необходимо, а значит, будет обречен все время удивляться — как это? Почему это с ним произошло? И отчего это с ним случилось? За что это на него обрушилось? Да что это за напасти?.. А ведь иногда, чтобы избежать многих вроде как неожиданных напастей, достаточно вовремя не понять, почему на этом человеке такие штаны…
Трой медленно кивнул:
— Я понимаю, учитель.
— Вот и хорошо. Итак, вернемся к тем свиткам. Что ты уже начал понимать?
Трой вновь наморщил лоб:
— Благородство не суть что-то непременно присущее тем, кого называют благородным сословием. Зародыш благородства существует в каждом человеке. И каждый может развить его в себе. Каждый имеет шанс стать благородным… но учитель, если это так — я не понимаю, зачем тогда существует разделение на благородных и неблагородных?
— А зачем существуют кузнецы?
Трой недоуменно уставился на Игреона Асвартена. Странный вопрос: Учитель шутит?.. Но тот был совершенно серьезен.
— Ну… ответь мне, зачем существуют кузнецы?
— Чтобы ковать оружие… и разные другие вещи.
— А ткачи?
— Чтобы изготовлять ткань?
— А что было бы, если бы у нас не было кузнецов? Вот таких специальных людей, умеющих работать с металлом, знающих секреты своего мастерства, передающих его из поколения в поколение?
— Как это?
Игреон Асвартен пожал плечами, давая понять, что путь для него не важен, он предлагает рассмотреть факт, пусть совершенно условный. Трой задумался.
— Ну… не знаю. Наверное, мы остались бы без оружия и других вещей из металла… или нет, каждый бы пытался делать их для себя.
— И как, это был бы лучший путь?
Трой покачал головой:
— Да нет… явно худший.
Игреон Асвартен улыбнулся:
— Вот видишь, ты сам и ответил на свой вопрос.
Трой несколько мгновений напряженно раздумывал над содержанием разговора, а затем его лицо просветлело.
— Значит, благородные нужны, чтобы… — Он запнулся, но ректор согласно кивнул и продолжил его мысль:
— Именно! Благородные семьи, владетельные рода предназначены богами прежде всего для того, чтобы ВОСПРОИЗВОДИТЬ БЛАГОРОДСТВО. Запомни это, Трой. Не властвовать над другими — это всего лишь побочное занятие, ВЫТЕКАЮЩЕЕ из обладания благородством, не блистать и развлекаться — это вообще не занятие, это пена, род кича, присутствующий в любом занятии людей. Художники, лицедеи и менестрели любят экстравагантно одеваться, воины кичатся силой и грубостью, торговцы — богатством, причем этому зачастую подвержены даже самые достойные из них. Но это всего лишь пена. Правда, многим из тех, кто не привык задумываться над сутью вещей, видно лишь ее… — ректор вздохнул, — надеюсь, ты смог разобраться с тем, что такое благородство.
— Да, мудрейший, — кивнул Трой, — мне кажется, я понимаю, но я так же понимаю, насколько ваше понимание глубже и обширнее моего. И я осознаю свое непонимание, потому прошу вас поделиться со мной своим пониманием…
— Ну что ж, — учитель облокотился на подлокотник, — тогда, если позволишь, сначала я пройдусь по азам и прошу извинить меня, если еще раз повторю то, что ты уже знаешь… Благородство — это умение так строить свою жизнь, что каждая мысль, каждый поступок все шире раскрывают в тебе божественную сущность, которая вложена в тебя Небом, дисциплинирует и усмиряет твою животную составляющую. Благородство нельзя выучить, как букварь или таблицу умножения, по нему нельзя раз и навсегда сдать экзамен, чтобы получить отметку и забыть о том, чему тебя научили. Нельзя прекращать воспитывать в себе благородство. Даже если все вокруг будут в том, что ты и есть настоящий образец благородства, не забывай работать над собой, ибо как только ты остановишься, то сразу же начнешь откатываться назад, вниз, к низшему и животному началу… Человеку свойственно руководствоваться в поступках выгодой. И это вполне естественно. Более того, чаще всего это достойно и должно. Но если ты хочешь по праву называть себя человеком, то выгода всегда должна быть продиктована благородством. В большинстве случаев это не означает никаких особых различий в делах и поступках — ты имеешь право поступать так, как тебе выгодно и будешь это делать. Но иногда ты встаешь перед выбором — получить выгоду, часто большую, а иногда просто чудовищную, либо… остаться человеком. И именно благородство позволит тебе сделать должный, верный выбор и действительно остаться тем, кем ты являешься на самом деле. Потому что чаще всего тот, кто сделал неверный выбор, все равно продолжает считать себя благородным человеком. Он думает, что ему просто улыбнулась удача, поэтому он успешен. Но люди знают, с кем они имеют дело, хотя сам человек не подозревает об этом.