Трой оторвал руку с шлифовальным камнем от лезвия меча и поднял голову. К нему со всех ног летел Дифлин, молодой наемник, вступивший в сотню всего неделю назад. Впрочем, Дифлин был года на четыре старше его и не особо уступал в плечах и росте. Но его называли молодым, а Трой уже считался ветераном…
В той Битве у реки, как ее начали величать (в основном из-за того, что на поле боя случайно оказалась сама принцесса Лиддит), сотня полегла почти полностью. Впрочем, Даргол не слишком прогадал. Основной костяк его сотни, с которым он возрождал ее из небытия уже не один раз, — шестеро сержантов и гном — уцелел, а того золота, которое ему отвалили за спасение принцессы, хватило бы для безбедного содержания полнокровной сотни в течение трех лет. Тем более что виконт Дамельер, командир панцирников, не стал считаться и разделил захваченные трофеи не по числу выживших (в этом случае Дарголу досталось бы менее десятой части), а ровно пополам (его просто трясло при мысли о том, что сделал бы с ним император, если бы рядом с принцессой не оказалась вовремя эта шальная сотня наемников).
Так что орочьего сплава досталось довольно много, и гном быстро приспособил его к делу. А тут еще слух о том, что принцесса взяла сотню Даргола под свое высокое покровительство… Короче, к Дарголу валом повалили охотники, каковых в этих опаленных войною краях оказалось немало. И сотник с сержантами придирчиво занялись отбором, решив создать не просто сотню, которая не посрамит уже завоеванное славное имя. Нет, их планы шли дальше — сколотить такую сотню, нанять которую сочли бы за честь купцы и графы от западных гор и до восточных морей, омывающих империю. А может, и кое-кто за ее пределами. Даргол был уже стар и мудр, он знал, что судьба не слишком часто дает ТАКОЙ шанс и использовать его надо по максимуму. Тем более что ЭТОТ был оплачен полной мерой. Впрочем, жизнь наемника (как и любого военного) — лотерея, в которой, конечно, можно улучшить шансы — умением, хорошим оружием, броней и т. п., но не намного. Ибо лучшим достаются и более сложные задания, где вероятность окончить свою жизнь в пасти гхарка или каррхама либо сложить свою голову под ятаганом орка или дубиной тролля — всегда одинаково велика. А хочешь жизни поспокойней и шанса окончить ее в своей постели с рыдающими родственниками и взмыленным лекарем у изголовья — тогда не морочь никому голову и расстанься с мечтой нацепить на рукав шеврон, а на каску или берет кокарду своего полка или сотни…
Сотник ждал его у коновязи. И не один. Рядом маячила коренастая фигура гнома. Трой коротко доложился, сотник молча уставился на него острым взглядом. Пару минут Трой молча стоял, ощущая себя жуком на булавке, потом сотник повернулся к гному:
— Значит, считаешь, что он потянет?
Гном растянул губы в чудовищном оскале, который у него символизировал ухмылку, и покровительственно кивнул:
— Ага!
Даргол вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Ну… не знаю.
Гном ехидно сморщился.
— Ну и не знай, а деваться тебе все равно некуда.
Даргол осуждающе посмотрел на гнома, но тот, не убирая с рожи ехидной ухмылки, залихватски мотнул головой.
— Я уже сказал — нет. Небось, догадываешься, что ты не первый, кто сделал мне подобное предложение. Краф-кривой, так тот вообще предлагал мне взять под начало сотню. Так вот, я до сих пор не согласился ни на одно предложение. И теперь не собираюсь.
Даргол еще раз вздохнул и, повернувшись к Трою, сурово произнес:
— Вот что, сынок, принимай восьмой десяток.
Трой от удивления открыл рот. Наверное, вид у него был ужасно потешный, потому что все, кто находился в радиусе десятка шагов вокруг, бросили свои дела и уставились на Троя. Но в первом ряду, естественно, оказались сотник с гномом. Понаслаждавшись зрелищем пару минут, гном громко рявкнул:
— Ну ты, десятник, закрой пасть и иди принимать десяток.
Десятка, в общем-то, еще не было. В дальнем углу двора, занимаемого сотней Даргола, у жидкого костерка сидели трое. Одним из них был крестьянин, единственный уцелевший из тех трех, что увязались за сотней Даргола после орочьего набега. По иронии судьбы уцелел не жених и не его несчастный соперник, а тот, которого взяли, так сказать, для силовой поддержки. Несмотря на длинные руки, кряжистую фигуру и проявившуюся в Битве у реки недюжинную силу, он был тих, даже несколько забит и откровенно туповат. Даже во время схватки он орудовал изготовленной гномом алебардой со сноровкой мужика, рубящего дрова. Иное дело, что против орков это оказалось довольно эффективным. Особенно из второго ряда, когда не было особой необходимости думать о своей защите, все перелагалось на первый ряд щитоносцев. С другой стороны, когда кто-то из дарголовых сержантов, восхитившись силой и бесстрашием новобранца (по мнению Троя, бесстрашие это было обусловлено скорее не храбростью, а некоторой тупостью и недостаточно адекватной оценкой ситуации), попытался подучить «этого парня», оказалось, что, кроме как на тупые махания алебардой, крестьянин ни на что не способен. Еще двоих сидевших у костра Трой ранее не видел, что, впрочем, было вполне объяснимо. Все это время он провел в кузне, где под руководством гнома перековывал груды доставшегося сотне орочьего металла. Причем гном, убедившись, что Трой кое на что таки способен, взвалил на него всю черновую работу, а сам появлялся у горна, лишь когда дело доходило до производства конечного изделия. Так что Трой не знал большинства новичков, хотя практически все новички знали его. Еще бы, стоило только новичку в первый же вечер устроиться у костра десятка, как около полуночи из кузни вываливалось нечто громадно-лохматое и рысью неслось к реке. Естественно, первым вопросом было — что ЭТО такое? Сержанты отвечали по-разному, но чаще всего так: «Это Трой. В Битве у реки они с гномом сдержали орочью свинью».
Когда Трой подошел почти вплотную, за его спиной раздался сварливый голос гнома:
— А не соизволит ли десяток оторвать свои задницы от подстилок и приветствовать своего десятника?
Услышав громовой рык гнома, троица отреагировала по-разному: крестьянин суетливо задергался, засучил всеми конечностями, но оказался на ногах позже остальных, а двое других сначала повернули головы, окинули вновь прибывших оценивающим взглядом, а затем неторопливо (но заметно быстрее крестьянина) выпрямились. Что ж, это было понятно. Эти двое явно были ветеранами. Причем не такими, как Трой, который стал ветераном после своего первого и пока единственного сражения, а настоящими, прошедшими много битв и походов. Тот, что стоял левее, был невысок, едва ли на полголовы выше гнома (хотя, естественно, заметно субтильнее его, но ведь в плотности телосложения людям с гномами не тягаться). Никаких доспехов на нем не было, но, судя по тому, что он был в короткой кожаной куртке, а на брюках от пояса и до колен были нашиты кожаные нашлепки, он явно предпочитал кольчугу. На поясе наемника был закреплен нож, а рядом лежала перевязь с двумя кунаками. Это означало, что наемник был ОЧЕНЬ сильным мечником. Считалось, что сам Трой так и не освоил технику боя кунаками (во всяком случае на таком уровне, который удовлетворил бы Ругира). Вершиной его мастерства стали несколько десятков связок, по поводу которых Ругир нехотя буркнул: «Ладно, для деревни сойдет». Второй был несколько выше первого, но у него меч был оружием вспомогательным. Поскольку то, что лежало рядом, явно было ЛЮБИМЫМ оружием. Это был тяжелый (даже, прямо скажем, тяжеленный, как и все, рассчитанное на гномью силу) гномий арбалет. Впрочем, меч у него был. Тонкий и узкий кончер с острием-жалом и одной рубящей гранью. Неплохая штука в одиночной рукопашной, но более ни к чему не пригодная.
