– Всем? – спросил толстяк скептически. Мне он показался бесхитростным или же умело играющим прямодушного. – У нас редко бывало, чтобы все предполагали одно и то же.
Раберс поморщился сильнее.
– Осмелюсь предположить, господин Фангер, в данном вопросе будем солидарны. Конунг желает учредить в нашем головном храме, ныне заброшенном, жертвоприношения. Не людей, конечно. Они всегда режут баранов… Этот обычай издавна практикуется в их племени и считается священным и неотъемлемым. А еще он высказал настойчивое пожелание, чтобы его люди заняли должности командующего войсками, а также казначейства.
Толстяк, которого он назвал господином Фангером, подскочил, лицо побагровело, даже рот распахнул для протестующего вопля, однако посмотрел на угрюмые лица, махнул рукой и сел. Лицо его стало злым и обреченным.
Раберс посмотрел на него язвительно.
– Вам что-то есть сказать?
Фангер огрызнулся:
– Вы знаете мое мнение!
Из второго ряда кресел поднялся с кряхтением почти такой же массивный вельможа, но я заподозрил, что кряхтит ради солидности, просто сложение такое борцовское, но кряхтение и жалобы на здоровье могут добавить очки симпатии.
– Сейчас особый случай, – проговорил он неспешно, голос гудел мощно, как у шмеля размером с быка. – Мы решаем, на чьей стороне быть. С одной стороны, должны быть лояльны легитимному правителю, но с другой… конунг обещает гораздо лучшие условия для ремесленничества, торговли, разработки рудников, выплавки металлов. Сейчас наша власть ограничена городскими стенами, а во владении конунга все долины до реки Эллабы, а в другую сторону его власть простирается до самого моря!..
Раберс быстро вставил:
– Что позволит нам заняться и рыболовством. Спасибо за подсказку, господин Сарканл.
Господин Сарканл кивнул.
– Совершенно верно. Мы можем строить рыболовецкие корабли… и даже попытаться попробовать силы в каботажных плаваниях!
– Пираты, – обронил Фангер предостерегающе.
По залу словно пронесся холодный злой ветер. Все ежились, переглядывались, мрачнели. Поднялся еще один, прямой и сухой, бледное неподвижное лицо и высокомерный взгляд.
– Все верно, – сказал он сухо, – пираты!.. О них не забываем, не забываем. Так что с перевозками придется повременить. И корабли лучше не самим строить, а принимать заказы у тех, кто пожелает рискнуть и сорвать большой куш. Зато рыбу, да, можно. Хотя и не самим. Желающие выйти в море всегда найдутся. А пираты, если на то пошло, появляются не так уж и часто!
Фангер сказал язвительно:
– Тогда почему не самим?
– Предпочитаю минимальный риск, – ответил господин с бледным лицом. – Зато не мешаю рисковать и хорошо зарабатывать на этом другим.
– Хорошо сказано, – одобрил Раберс, – господин Иронгейт.
Я слушал-слушал, наконец заерзал на стуле, тот протестующе завизжал, как попавший под колесо кот. На меня оглянулись с негодованием.
Я поднялся и улыбнулся как можно обаятельнее, умею, среди таких акул жил, теперь страшно вспомнить, а тогда все было нормой, другой жизни не знал…
На меня смотрели враждебно и с немалой долей бессильной ненависти. Я заговорил медленно и величаво, подпустив в голос побольше восторга:
– Я просто счастлив попасть в общество людей, где так радеют за развитие экономики!.. Что значит умы, великие умы. Знающие люди собрались, что так важно для любой страны.
Многие заулыбались, хотя Фангер и Сарканл смотрят с возрастающим подозрением, если варвар мягко стелет, то спать вообще не придется.
Раберс сказал угрюмо:
– Спасибо, спасибо!.. Еще раз спасибо. А теперь, пожалуйста, сядьте и не прерывайте.
– Сейчас сяду, – заверил я. – Я еще и усидчивый! Я это не сказал? Да, я усидчивый. Вот сколько усидел!.. Хотя у нас говорят, что если не можешь усидеть на двух стульях – возьми третий. Но это не намек, не поймите меня как-то не так… Но сейчас хочу выразить осторожнейшее опасение, что конунг Бадия… речь о нем, верно?.. этим удовольствуется.
Раберс вообще-то должен бы настоять, чтобы я сел или покинул зал, но, как истинный демократ, не смог устоять перед напором тоталитаризма и невольно возразил:
– Почему нет? Это его последний шаг!
Я изумился:
– Последний?
За нами следит весь зал, и он сказал раздраженно:
– Ну да. Конунг долго к этому шел, сейчас ему остался только этот шаг. Когда в его руках окажется вся власть, он ощутит, что уже безопасно начинать большое строительство.
Сарканл вставил:
– А нам, собственно, все равно, кто на троне. Лишь бы правитель заботился о своей стране, о ее развитии.
– А король Жильзак Третий не заботится? – спросил я. – Как я заметил, проезжая через королевства, ваше и самое крупное, и самое богатое.
Раберс кивнул, сказал терпеливо:
– Король Жильзак Третий хорош, но он не прыгнет выше головы. Стены городов, увы, его границы. А у конунга границы шире, намного шире… Все земли, по которым кочует его племя, будут отныне в королевстве! Это огромный добавочный рынок сбыта товаров, это дешевая рабочая сила, это возможность привлекать массы народа на грандиозные проекты…
– Это здорово, – сказал я, – просто здорово. Я был бы всеми конечностями «за», но только…
Я умолк, быстро сканируя выражения их лиц, а Раберс спросил нетерпеливо:
– Что вам, степному человеку, не нравится?
– Я степной человек, – согласился я, – и как степной, я лучше понимаю другого степного. Степняк степняка… Почему вы решили, что все люди одинаковые? Разве не видите, что у нас, степных людей, другая мораль, другие идеалы, другие ценности?.. Вы на месте конунга сочли бы, что достигли цели, и на этом успокоились бы, начали бы эти свои грандиозные проекты! А конунг?.. Даже если он сам такое восхотел… в смысле воссоединение с глиноедами, его тут же убьют патриотично настроенные полководцы и старейшины – хранители вечных и так далее ценностей! Это предательство национальных интересов племени!..
Раберс не успел ответить, его опередил рассерженный моим бесцеремонным вмешательством господин Сарканл:
– А ваш господин Растенгерк и его брат Элькреф?
Я покачал головой.
– Это у вас такие шуточки? Элькреф сразу потерял власть, как только с вожделением посмотрел на женщину из города! Пусть даже принцессу, для нас вы все – глиноеды и низшая раса. Как бы ни жили богато. Защищаясь от тлетворного влияния этого самого богатства, мы выработали философию и даже мировоззрение, простите за грубость, что богатство – зло. И учим этому молодежь. Я вам тут с ходу могу привести сто пословиц и поговорок, что богатство – зло, а бедность – добро. Хотите?
