Мод похоронили сегодня днем на Хэмпстедском кладбище. Лежа в гробу, она сжимала крест, который я подарил ей когда-то давным-давно. Среди провожающих были Магистр (теперь это — Гренвилль) и Лора. Поминок я не устраивал, так как у меня не было ни малейшего желания проводить с членами Ложи больше времени, чем нужно. Я отпустил шофера и пошел пешком в наш, то есть теперь мой дом, когда ко мне вдруг подошли два странных существа. Голова одного была накрыта капюшоном, у другого голова была бритая, и одеты они были в оранжево-красные балахоны, как у того толкача, который когда-то давно продал мне наркотики в «Райском саду Абдуллы». От них пахло восточными благовониями, и сначала я решил, что это кришнаиты. В наши дни можно встретить кришнаитов, они бухают в свои там-тамы и позвякивают колокольчиками, их процессии движутся по Оксфорд-стрит. Но в конце шестидесятых их можно было увидеть намного чаще. Я остановился, чтобы получше рассмотреть этих людей в оранжевых одеждах с бритыми головами, потому что я хочу попытаться понять, отчего у них всегда такой чертовски жалкий вид. Но это так, кстати. Оказалось, что эти двое вовсе не были поклонниками Кришны.
— Предоставь мертвым погребать своих мертвецов, — произнесла фигура в капюшоне, притаившаяся под аркой кладбищенских ворот. И сунула мне в руку листовку.
«СПАСЕНИЕ В ИИСУСЕ! ВЫ НЕ ОДИНОКИ! ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К ЕГО СЕМЬЕ И ЛИКУЙТЕ, ОБЕРЕГАЕМЫЕ ЛЮБОВЬЮ БОЖЕСТВЕННОЙ СЕМЬИ».
Под текстом, напечатанным крупным шрифтом, шла оформленная под комикс история о мучениях души в Аду, но из-за развившейся у меня в последнее время дальнозоркости реплики персонажей, набранные мелким шрифтом, расплывались у меня перед глазами.
— Ты слеп и не видишь, — сказала фигура в капюшоне, — Но ты стоишь на краю огненного моря. Как только ты отправишься по этому морю, ты ни на мгновение не сможешь избавиться от боли. Твои кости вытянут из твоего тела. Глазные яблоки выдавят из глазниц. Твою мошонку исполосуют лезвия куда более острые, чем бритва. Потом в котле, полном кипящей слюны, ты обретешь свой первоначальный облик, чтобы пережить муки снова и снова, но теперь ты будешь предчувствовать боль заранее. Капли твоего пота будут прожигать металл. Пройдет миллион лет, но тебе будет казаться, что твои мучения только начались. Подумай же сейчас, как ты злишься на себя в этой жизни, когда забываешь отправить письмо, а потом подумай, какая злоба охватит тебя при мысли о том, что ты отверг предложенный тебе бесценный дар вечного спасения! Обратись же с любовью к Господу твоему, Иисусу Христу, и ты будешь спасен.
— Мы любим тебя, — сказала бритоголовая фигура, и, только когда она заговорила, я понял, что передо мной молодая женщина, — Я люблю тебя и хочу привести тебя к Иисусу. Иисус или вечные муки в Аду — выбирай.
Она прижалась ко мне, и я почувствовал ее острые груди, а она потеребила мой черный галстук.
— Я хочу, чтобы ты пришел к Иисусу. Я хочу, чтобы ты кончил во имя Иисуса. Со мной тебе будет хорошо.
— А он? — спросил я, указывая на ее спутника.
— Иисус не против, — прошептала женщина. — Он знает, что все это во имя благой цели и что я — Проститутка во имя Христово. Он знает, что я делаю это, потому что я люблю тебя и хочу спасти тебя от адского пламени. Иисус учит, что я должна быть готова умереть за других. И уж тем более я должна быть готова заниматься сексом ради спасения душ других людей. Ну, давай же, это хорошая сделка — классный секс плюс вечное спасение. Ни о чем не волнуйся. Он любит смотреть.
Теперь, когда я вспоминаю об этом, я едва могу в это поверить, но тогда она встала на колени и начала расстегивать мне ширинку.
— Убирайся прочь, женщина! Я только что похоронил жену. Если ты думаешь, что у меня сейчас встанет только потому, что какая-то лысая религиозная фанатичка в маскарадном костюме копошится у меня в паху, то ты глубоко заблуждаешься.
Она взглянула на меня с нежной улыбкой:
— Давай я пососу, а тогда посмотрим, идет?
— Да пошла ты!
Я застегнул молнию, повернулся и быстро пошел прочь.
Какая наглость, наглость и пошлость, что эти чокнутые вот так вмешались именно сейчас. Прошло уже несколько часов, но я все еще не могу прийти в себя. Мне приходилось слышать о подобном сексуальном обращении в веру. Кажется, это называется «бомбить по-любовному» или «брать за живое». Я случайно вспомнил, как Робин Уильямсон из Инкредибл Стринг Бэнд в песне «First Girl I Ever Loved» пел о том, что его прежняя подружка примкнула к Церкви Иисуса. Наверное, многие из старого хиппового отребья закончили тем, что стали проповедовать такой вид евангельского христианства.
Встреча у кладбищенских ворот была, что называется, выстрелом в спину. Старого Питера, Питера образца 67-го года, наверное, позабавила бы мысль о том, что он только что встретил астральное воплощение Салли, спустившееся на Землю, чтобы в последний раз попытаться вырвать его из цепких объятий Мод и из пасти Ада. А может, бритоголовая дурочка была одним из тибетских Гневных видений, которые готовят человека к загробной жизни (херуки, кажется, так их называют). Салли часто о них говорила. И это, как говорится, смех на палочке. Девчонка с кладбища не была Салли: на голове у нее не было никакой татуировки, да и покойники никогда не оживают. Это было то, что было — просто парочка шизанутых христиан-евангелистов. Но как бы там ни было, это заставило меня задуматься — так, как я никогда не думал об этом раньше, — о шестидесятых и о том, что тогдашняя манера говорить и вести себя еще бытует где-то на задворках нашего общества. Думаю, что в каком-то метафорическом смысле те двое действительно были призраками из другого мира.
И вот, тридцать лет спустя, вернувшись после похорон Мод в пустой дом, я вновь вытащил эти дневники. Конечно, мне грустно. Тогда я был стройным, и энергия во мне била ключом, но все равно у меня нет желания вернуться в прошлое. Молодость редко бывает счастливой порой в жизни. Я был таким наивным, Мод такой неловкой, и реальность нас обоих приводила в ужас. С тех пор мы нашли свое место в этом реальном мире и счастливо прожили в браке тридцать лет.
Мод поддалась раку. Ей было больно сбрасывать с себя человеческую оболочку.
Ее последние, обращенные ко мне, слова были:
— Я вернусь за тобой.
Надеюсь, ждать уже не долго.
