Итак, моя госпожа повелела мне прекратить вести дневник.
11 сентября 1997 года, суббота
Пять дней назад умерла Мод. Ее похоронили сегодня, и на кладбище у меня была на редкость неприятная встреча.
Прошло тридцать лет с тех пор, когда я в последний раз заглядывал в эти тетради. Прервав дневник, я почувствовал большое облегчение. Как только я это сделал, излишне красноречивый, высокопарный демон оставил в покое мою правую руку, Наглую Лгунью (или «Блистательную Десницу», как выражается по поводу таких явлений Магистр). Теперь, когда я перечитал эти старые тетрадки, мне немного грустно, несмотря на то, что описанные в дневнике последние несколько дней были поистине ужасны.
Роберт Келли откликнулся на зов дочери, и через несколько часов в тот трагический четверг он приехал в Фарнхэм. Его сопровождали Гренвилль и Лора. Хотя предстояло уладить очень многое, ресурсы, которые Ложа чернокнижников может выделить в критический момент, поистине впечатляют. Ко времени приезда Магистра целая команда полицейских и криминалистов, взбудораженная следами свежеперекопанной земли на опушке леса, уже готовилась перекопать наш сад. Копы, очевидно, ожидали обнаружить массовое захоронение хиппи — возможно, хиппи с бритыми головами. Однако появление отца Мод определенно произвело впечатление. Он не только сумел остановить перекапывание сада, но даже убедил полицейских, что не стоит обвинять мистера Козмика в краже гномов.
Еще через несколько часов приехал мой отец. Мы сидели в холле гостиницы на Хай-стрит, и он молча слушал мой рассказ, а я говорил и по ходу дела пытался привести события последних недель хоть в какой-то порядок. Не знаю, чего я от него ждал, но в конце он сказал:
— Дьявол не нужен, чтобы в этом мире существовало зло, — Потом, после короткой паузы, добавил: — Теперь ты остался один — живи как знаешь.
Больше мы с ним не виделись.
Магистр отдал распоряжения, касающиеся похорон Салли. Кроме того, он уладил дела с полицией. Все прошло спокойно. Был только один по-настоящему трудный момент. Когда Магистр с дочерью ушли в город договариваться с владельцем похоронного бюро, мы с мистером Козмиком остались наедине с трупом.
Мистер Козмик указал на труп Салли и посмотрел на меня.
— Это было ее предсмертное желание, — сказал он. — Она ждет, что ты исполнишь клятву.
И несколько месяцев назад мысль о том, что я трахаю мертвую Салли, казалась мне ужасной.
Но тогда подобная перспектива не представлялась столь близкой, и мне казалось, что мертвое тело Салли будет таким же свежим, хрупким, с такими же длинными золотистыми волосами. Но теперь на покрытом пятнами матрасе лежало изможденное бритоголовое сгорбленное нечто, похожее на дохлую крысу.
Я только помотал головой. Мне нечего было ответить.
— Я был с ней в ее последнюю минуту, пока ты сюсюкался с Мод. Салли действительно хочет тебя сейчас. Она смотрит на тебя из астрала. Она ждет, что ты ее трахнешь.
Я по-прежнему молчал, и тогда мистер Козмик здорово разозлился.
— Ты ее предал. Ты предал себя. Ты предал все, что мы когда-то отстаивали. Ты — предатель, ты весь лживый от начала до конца.
Я вышел из комнаты, предоставив Салли заботам мистера Козмика.
У Магистра было несколько нелегких встреч с родителями Салли. Конечно, он был в ярости, но гнев его несколько поутих, когда Мод сказала ему, что она думает, что она беременна. Лора и Гренвилль помогли нам с Мод собрать вещи, и в ту же ночь Гренвилль отвез нас в одну из лондонских гостиниц. Весь день Гренвилль рыдал. «Я действительно любил твою девочку-хиппи», — сказал он мне в какой-то момент. Но если так, то тогда зачем он вместе со мной плевал на ее фотографию? И потом — если бы он не соблазнил ее тогда, кто знает, может, ничего бы и не случилось.
Мне кажется, то, как все обернулось, немного напоминает фильм, который я когда-то видел, — «Путь в высшее общество». Я женился на дочери босса, и с тех пор дела у меня пошли лучше некуда. Нет, он не взял меня в свою семейную фирму. Наоборот, мне было навсегда запрещено переступать порог Хораполло-хауса. С лета 19б7 года я имел так же мало отношения к Ложе и оккультным материям, как и к социологии. В светлое время суток я делал деньги, а темное — принадлежало Мод. Разумеется, я унаследовал деньги Джулиана, но было решено, что я должен устроиться на службу. И меня отправили в Сити. Сначала я работал в коммерческом банке, у которого были крупные интересы на Ближнем Востоке. Позже я открыл собственную компанию, которая занимается инвестициями в информационные технологии. Я приобрел имя и стал членом правления одной из крупных финансовых компаний лондонского Сити. Сити — это жесткий, суровый мир, но это по мне. Мод обзавелась собственным парикмахерским салоном, но после рождения маленького Роберта была рада переложить большую часть дел на других.
Я повзрослел. Со временем потерял свое «несносное чувство юмора», как называл его Фелтон. Я больше не верю в возможность существования параллельных вселенных, во встречи с покойными родителями и друзьями в их новых инкарнациях, в то, что этим миром повелевают тайные оккультные учителя, и прочее. Мир таков, каким кажется. Это как на моем компьютере — то, что ты видишь на экране, то и имеешь.
Я горжусь карьерой, которую мой сын сделал в политике. В Ложе все еще надеются, что наш сын действительно Антихрист. Я как отец заявляю, что для Антихриста у него аттестат о среднем образовании плоховат. Боюсь, Мод никогда особенно не заботилась о своем сыне. За ним ухаживали женщины из Хораполло-хауса, которых присылала Лора. Позднее мальчика послали учиться в школе «Винчестер». Всю свою любовь Мод хранила для меня и только для меня.
Я часто размышлял над откровениями тех августовских дней и убежден, что Магистр и его доверенные астрологи ошибались. Я — не реинкарнация Кроули, которую они искали. Как бы то ни было, они свели нас с Мод и сделали нас счастливыми.
Мистер Козмик тоже запродался. Сейчас он работает в юридическом отделе Министерства внутренних дел (правда, мы не общаемся). А кто не запродался? Я пережил годы Великого Предательства и Отступничества от мечты хиппи. Мы хотели перевернуть все кверху дном. Мы хотели освободить сердца и умы людей нашего поколения, и не только нашего. «Безумие передается по наследству. Вы заражаетесь им от своих детей».
Мы хотели, чтобы люди перестали быть собственностью других людей. Чтобы мир стал мягче, великодушнее и богаче красками. Мы кипели энергией. Мы ждали, что в конце шестидесятых станем свидетелями окончательного преображения человечества. Как сказал Ницше: «В человеке важно то, что он — мост, а не цель».
Но мы проиграли. Верх одержали престарелые банкиры, генералы, полицейские и профессора. И я — один из них. Они — это мужчины в деловых костюмах, которые каждое утро идут в Сити по мосту Ватерлоу, они ничем не лучше военных преступников. И все катится и катится колесница Джаггернаута. Сначала мы проиграли битву, потом — свои души. Салли была единственной из моих знакомых, кто остался верен самому себе, а я, похоже, единственный, кого заботит то, что мы потеряли. «First Girl I Ever Loved…» Мы были молоды и без царя в голове.
