— О… А теперь, значит, я в ответ буду иронизировать — высокие, высокие отношения! О, как это благородно с его стороны!
— Ну, я бы в данном контексте воздержалась с иронией. Я бы на твоем месте просто Леве спасибо сказала.
— Да. Вы правы… Чего-то меня понесло не туда. Простите, Александра Борисовна. Но я вам обещаю — как только Глеб встанет на ноги, мы обязательно стоимость квартиры вам компенсируем… Или себе другую купим, а эту на вас переоформим. В общем, как-то решим вопрос, обещаю.
— Да ладно… Не обещай, вдруг не выполнишь. Лучше скажи — как этот… Этот твой Глеб к Гришеньке относится?
— Да замечательно он к нему относится. Пока заочно, правда… Они ж еще не знакомы даже… Главное, Глеб меня любит, значит, и сына моего будет любить. И родители его Гришу заранее любят… В общем, все будет хорошо, Александра Борисовна, не переживайте. И у Гриши все будет хорошо, и у вас, и у Левы… Надеюсь, он будет счастлив. Он хороший, он достоин, чтобы его любили. А Ладка его без ума любит! И замуж тоже без ума хочет. Даже и не знаю, чего больше хочет, любви или замужества.
— А разве это не одна последовательность — любить и хотеть замуж? Надеюсь, у Лады нет вынужденного обстоятельства, какое тебя замуж за Леву погнало?
Арина вдруг подняла бровь, глянула на нее чуть насмешливо, как глядит умудренная жизненным опытом матрона на юную девицу, задающую наивные вопросы. Но тут же спохватилась лицом, подкорректировала его под выражение почтительной вежливости.
— Нет, Александра Борисовна, этого обстоятельства у Лады нет. Лева ведь уже не тот мальчик-второкурсник! А с последовательностью, если без обстоятельств… Это уж у кого как получается, знаете ли. Кто-то мечтает о последовательности любовь-замуж, а кто-то, наоборот, в нее не торопится, одной любви ему вполне достаточно. Не знаю уж, как у Левы все это получится… Вернее, у Ладки… Не знаю. Для Левы она сейчас — как вода, на которую после горячего молока дуть надо. Жить вместе — ради бога, а жениться — извините-подвиньтесь. Я ж ему здорово по его женатому статусу накостыляла, не скоро еще оправится. Как подумаешь — самой стыдно…
— Ладно, что ж. Поживем — увидим.
Арина замолчала, глядела на нее долго, грустно покачивая головой. Очень серьезно глядела, без всякой корректировки выражения лица. Потом вздохнула, улыбнулась печально:
— Да, фраза сакраментальная: поживем — увидим… Как в кино, помните? Мудрая мама глянула на приехавшую Надю, на горячо любимого сына… Вы тоже очень мудрая, Александра Борисовна. И сын у вас замечательный. Нет, правда, правда, не смотрите на меня так! Лева очень хороший, просто ему со мной не повезло. Я буду вспоминать о нем с теплотой… Знаете, вот честное-расчестное слово, даже обиды в душе нет, что он мне с Ладкой изменял! Я ведь знала и молчала. Как будто не мне изменял, а какой-то другой женщине. А в общем и целом оба мы хороши были, что я, что он… Вот что значит не любить! А теперь, надеюсь, все у нас будет хорошо — по разные стороны баррикад. И дай бог, чтобы у него с Ладкой счастливо сложилось! Очень этого хочу!
Глава II
Лада
— …Ой, погодите, Александра Борисовна, я запишу… Так, яблоки режем дольками, поняла… А яблоки от кожицы очищать надо? Ой, конечно надо, наверное, вот же глупость спросила… А дальше что делать, Александра Борисовна, а? Вы мне продиктуйте подробненько, я запишу…
Хм… Подробненько, значит. Вот не верила она этой Ладе, и все. Ее птичьему голоску в телефонной трубке не верила. Слишком нарочитый был голосок, преувеличенно чирикающий, вихляющий панибратскими интонациями. И еще — ужасно неловко было за пустяково трепетный интерес к обычному рецепту шарлотки. Лучше бы прямо сказала — понравиться вам хочу, уважаемая Александра Борисовна, потому как вы есть мама моего дорогого друга Левы…
— Поняла, поняла! Значит, заливаем тестом яблоки, ставим в духовку… Ага, примерно на тридцать минут… Поняла, Александра Борисовна, огромное-преогромное вам спасибо! Так выручили! Левушка, знаете ли, у меня шарлотку попросил, а я не умею… Спасибо, что научили!
— Да ладно… Пустяки, Ладочка. Обращайся еще. Всегда рада помочь.
Ага, и сама защебетала так же нарочито! Вот же зараза микробная, как говаривала незабвенная тетя Лида! Будто дергает кто изнутри за веревочки, заставляет приплясывать ответной фамильярностью, сладкой до приторности. Ах, рахат-лукум, халва-пахлава, шарлотка-марлотка! Сладкий сахарок, белый хлебушек, я вся ваша, рада помочь! Фу…
— Ой, что бы я без вас делала, Александра Борисовна… Какая же вы, даже слов подобрать не могу… Ой, а знаете, кто вы? Мой добрый ангел, вот кто! Вы… Вы…
Так, надо прекращать эту вакханалию, потому что неизвестно, в какую степь может завести Ладочкина пылкость. Если уж начала гопака приплясывать, да еще с «добрым ангелом»… И впрямь на небо отправит ненароком!
— Ладочка, извини, кто-то в дверь звонит…
— Всё-всё, целую вас, Александра Борисовна! До свидания! Спасибо-спасибо! Целую еще раз!
— Пока, пока, Ладочка…
Торопливо нажала на кнопку отбоя, не послав ответного поцелуя. Отвоевала себе, стало быть, капельку правды. Эка, смелая какая! Смешно… Нет, но если действительно не хочется целоваться? Неужели обязательно надо убиваться и до конца лицемерить?
А настроение все равно испортилось. Даже вид из окна больше не радует, будто не могут пробраться майские флюиды через пелену недовольства собой. Нет, надо же как обидно! Пока не позвонила Лада, сидела на кухне напротив распахнутого окна, чай пила, гуляла взглядом по сиреням да черемухам… И мысли в голове такие были… благополучно отстраненные. Например, как так случилось, что в этом году сирени с черемухами решили одновременно расцвесть. Переплелось белое с фиолетовым, подул ветерок, смешал в какофонию нежные запахи и шибает ими в нос, в голову… И так хорошо в голове делается — ни о чем плохом не думается. Только мотивчик развеселый звучит, невесть откуда с ветром прилетевший: «…Ах, черемуха белая, сколько бед ты наделала…» А больше ничего и не помнится из песенки, кроме этих «бед». Крутится одна строчка в голове, крутится… Как хорошо было!
Вздохнула, отвернулась от окна, мысленно укорив себя — и чего вдруг взъелась на бедную Ладочку? Ишь, не нравится, что щебечет! Да пусть себе щебечет на здоровье! Старается девушка, шарлотки для Левы наворачивает! А ты! Какого еще рожна, как сказала бы Катька…
Да. Хорошая Ладушка. Лева прав оказался. И Катька права. Хорошая. Ладушка-оладушка. Вся, как на тарелочке, вкусно пышная, политая сметанкой. Вся в борьбе с лишним природным весом, с которым так трудно бороться, потому что оладушка через потуги похудеть так и прет! И эта вечно голодная мука в глазах, и покушения на модельную внешность… Разворот плеч, показательная походка от бедра, вздернутый вверх подбородок! А эти застывшие позы перед зеркалом с выпячиванием искусственно пухлых губ — вообще отдельная песня! Да, было бы смешно, если бы не было грустно. А грустно, потому что ни капли интеллекта в глазах у девушки нет, ни одной прочитанной книжки не затерялось. Губ много, а интеллекта — ни грамма. Да и то — зачем похудевшей оладушке интеллект? Тут бы в модельной форме как-то удержаться… Как говорил Гришенька, когда совсем маленький был: «Я набегался и устал, и никаких книжков на ночь читать не будем!»
