Гордову сразу захотелось поближе сойтись с русским и постараться узнать, кто он на самом деле и какая нужда заставила его путешествовать по столь неудобным для путешествия местам в столь неудобное время.
Когда Андрей стоял у окна в коридоре, Гордов подошел к нему и с непосредственностью, которая входит в правила общения пассажиров поездов дальнего следования, спросил:
— В Москву?
— Туда.
— Значит, земляк?
— Нет.
— Значит, соотечественник.
— Нет, — ответил Андрей.
— Вы что, не русский?
— Русский, однако не соотечественник. Я подданный эмира Туркмении Супернияза Великолепного.
— Ага, — понимающе протянул Гордов. — В конце концов, разница небольшая.
— Как сказать, — возразил Андрей и посмотрел на Гордова с ехидным прищуром.
Гордов смешался.
— Вы поезжайте туда, — сказал Андрей насмешливо. — Я научу вас, как произносить ежедневную клятву верности эмиру.
— Простите, — извинился Гордов. — Этого я не учел.
— О чем вы? — Андрей улыбнулся. — Этого никто не учитывает.
— Вы в Россию насовсем?
— Вы знаете тех, кому я там нужен?
— Ладно, сдаюсь, — Гордов признал поражение и сменил тему. — Лучше расскажите, что тут у вас случилось. Все в вагоне говорят, а я мало им верю.
— Да так… — Андрей не хотел вспоминать о случившемся.
— Собачка ошиблась адресом? — не уступал Гордов.
— Почему ошиблась? — В конце концов, решил Андрей, почему не рассказать? Может, его опыт поможет кому-то стать умнее. — Адрес она угадала. По запаху.
— По запаху? Простите, не совсем понял.
— Я тоже. Был на завтраке. Сумку оставил в купе. В ней у меня ничего ценного нет. Думал, утащат, мне будет только легче. Не утащили, даже нагрузили лишнее. Вошел в купе — пахнет конопелькой. У меня ее отродясь не бывало. Полез в сумку — там пакет. Понюхал — она, незабвенная. Я и шуранул ее за окно.
Гордов засмеялся. Не верить у него не было причин, и его предположение о том, что кто-то собирался круто подставить русского, оправдывалось.
— Вы молодец, — сказал Гордов, протянул руку Андрею и представился. — Гордов.
— Назаров, — Андрей пожал поданную ему руку. — Русский иностранец.
— Тогда с возвращением. Думаете найти работу?
— Почему думаю? Найду обязательно. Мотнусь на север. Там промыслы.
— Вы институт кончали в Москве?
— Да, «керосинку».
— Тогда у вас должны быть знакомые в министерстве.
— Министерство?! Я об этом даже и не подумал!
Слово «министерство» оказалось для Андрея ключом к избавлению от давивших на него забот. Конечно, не в ФСБ и уж тем более не в МВД надо сообщать о возможной диверсии в Казахстане. Есть же кто-то плотно занимающийся атомными проблемами. Только вспомнить, как такое ведомство называется. В Советском Союзе, когда все секретилось на корню, Министерство тяжелого машиностроения клепало для страны трактора и танки, общего машиностроения — лепило ракеты, среднего — ядерные устройства. А сейчас это Минатом. Точно!
— Конечно, — Андрей сразу ожил. — Так я и сделаю: пойду сперва в министерство…
Абдужабар Хакимов изнывал от ярости, которую никак не мог унять. Потеря упаковки наркотика всерьез вывела его из равновесия. Погоняла и надсмотрщик над караванами вьючных верблюдов, которые в поездах везут в Россию наркотики, был подлинным азиатом — крутым и безжалостным. Он не марал руки о белый порошок героина, не млел, почуяв пряный запах анаши, но не из соображений морали. Он всего лишь строго соблюдал правила личной безопасности, которые сам для себя определил. В то же время он не раз и не два брал в руки нож, чтобы пустить кровь неудачливым «мулам» своего каравана, которые теряли осторожность и тем приносили делу Хакимова денежные убытки.
Когда таможенник Карабаев, даже не предложил, а просто приказал ему подложить наркотик в багаж пассажира из третьего купе Андрея Назарова, Абдужабар не увидел в операции особой опасности. Таможенники были людьми Карабаева, они знали правила игры и, изловив Назарова, поступили бы с ним так, как им велено, а пакет зелья вернулся бы Хакимову.
Но этот ушлый русак повел игру не по правилам, которые для него сочинили другие, и ценный груз, исчезнув, пробил в финансах Абдужабара большую дыру. За такое стоило наказать. Вопрос стоял: кого именно?
Если человек больно спотыкается о камень, он не бьет ногой по нему второй раз — будет еще больнее. Он ищет бездомного пса, чтобы от души врезать ему по ребрам. И дело сделано: чужая боль облегчает страдания жестокой души.
Абдужабар решил наказать Назарова. Позвав к себе в купе сообщников — Алима и Усмана, он сперва разразился бранью, а потом дал задание:
— Надо этого фраера из третьего купе посадить на перо.
В добрые советские времена Абдужабар прошел выучку в исправительно-трудовой колонии строгого режима и прекрасно владел русской уголовной лексикой.
Усман Рахимов положил тяжелую руку на плечо Абдужабара.
— Оставь его. Забудь. Мутный тип. Свяжешься — наживешь грыжу.
Абдужабар упрямо мотнул головой. Хмель ярости буйно бродил в нем, накаляя чувства, разжигая злость и укрепляя мстительность.
— Ты знаешь, насколько он меня выставил? Нет? Ну и не надо.
— Джабар, я сказал, не заводись. Все игралось втемную. Ты его век не знал, он тебя тоже. Мне кажется, это тебя таможенник кинул. С него и потребуй возврат.
— Я с ним толковал. Он обещал возврат товара, если менты найдут его у фраера. Но товара у того не оказалось. Этот Карабаев говорит: «Может, ты ему товар и не подкладывал, откуда я знаю?» Получается, что не он меня, а я его кинул.
— Ладно, спорить не будем: хозяин-барин. Только предупреждаю: наживешь грыжу, кто тебя тащить за уши наверх будет? Теперь Россия — это Россия. Они с нами не чикаются. Короче, Джабар, предупреждение тебе сделано и весь риск на тебе.
— Пойдет. Ваше дело найти людей, чтобы сделали все как надо.
— Найдем, — пообещал Алим. — Кончить с ним сразу?
— А ты немного подумай. Какую цель мы ставим? Сразу погореть или сделать дело? Пусть он приведет вас к дому. Ты там хоть раз был? Знаешь, где это? Нет, а хочешь сразу. Сперва твои люди должны все хорошо высмотреть, рассчитать…
— Я понял.
— Так вот, пусть доведут до места, где он живет. Присмотрятся. Потом уже перо в бок.
— Сделаем, — сказал Алим. — Разве это проблема?
Заказ на Андрея был сделан, и Абдужабар стал успокаиваться. Месть лечит приступы гнева.
