Когда я спросила, не знает ли он, когда ты вернешься домой, он ответил, что точной информации об этом у него пока нет, а ему самому, скорее всего, больше не представится возможность со мной связаться. Но через три месяца по почте пришло вот это. – Элизабет принесла письмо, которое держала в запертом ящике моего письменного стола.
Там была только одна фраза: «ДОМОЙ ПРИМЕРНО ЧЕРЕЗ ПОЛГОДА». Больше ничего.
– Элизабет, этот человек тебе как-то представился, сделал хоть какой-то намек, почему он проявил такую личную заинтересованность?
– Нет, Джон. Судя по тому, что ты мне рассказывал о своих делах с мистером Холмсом, я решила, что это часть твоего прошлого. В свои годы я уже научилась чувствовать, кто хороший человек, а кто плохой. Это был хороший человек.
Всей этой информации оказалось слишком много для меня. Я не провел дома и получаса, когда получил ужасное сообщение о Холмсе. Я еще даже не начал думать о судьбах Ярдли и Престона и о том, что стало с отцом Ярдли после того, как он услышал новость. Мне было очень тяжело. После воссоединения с Элизабет и Джоном меня буквально вытолкнуло за грань сознательного, я испытывал невероятное напряжение и усталость и наконец заснул, все еще держа в руке письмо, которое тот человек прислал Элизабет, и раздумывая, кем же он мог быть.
10 июля 1919 года
Я проснулся поздним утром и увидел Джона, который стоял над моей кроватью и внимательно смотрел на меня сверху вниз. Когда я повернулся, открыл глаза и увидел сына, у него на лице появилась широкая улыбка, и он заговорил юношеским баском со своей обычной веселостью:
– Папа, как здорово, что ты дома!
Следующие несколько минут мы обнимались и целовались, а я повторял сыну, что он вырос очень большим, и это соответствовало истине. Не забыл я и похвалить Джона за заботу о матери в мое отсутствие.
– Мне очень жаль мистера Холмса, – признался он позднее, после всех наших проявлений чувств, и спросил: – А вы с мистером Холмсом убили много немцев, прежде чем они до него добрались?
Джон читал газеты и явно ожидал какой-нибудь сказочной военной истории.
В этот момент в комнату вошла Элизабет:
– Джон, не надо задавать такие вопросы. Твой отец и так расстроен из-за своего друга и обойдется без твоих глупостей.
– Нет, Элизабет, все в порядке. Джон спрашивает о вполне нормальных вещах.
Я объяснил, что мистер Холмс погиб как герой, помогая Англии в войне. Казалось, это простое объяснение удовлетворило Джона, по крайней мере на какое-то время, и он снова меня тепло обнял.
Позднее в тот день мы с Элизабет обсуждали, что стало с собственностью Холмса и его домом под Истборном. Хотя Майкрофт взял все хлопоты на себя, он звонил Элизабет и заставил ее пообещать, что я, в свою очередь, свяжусь с ним сразу же по возвращении.
Элизабет объяснила, что Майкрофт избавился от большей части собственности, но кое-что оставил себе. Со временем он продаст и другие вещи растущим толпам ненасытных коллекционеров, которые теперь буквально преследуют его. Но до этого он хотел выяснить, какие предметы имеют для меня особую ценность, чтобы передать их мне.
Больше всего меня теперь беспокоило выяснение обстоятельств того, что на самом деле случилось с Холмсом, Ярдли и Престоном. Майкрофт подождет. И я чувствовал, что первый шаг должен сделать в том направлении, откуда началось это приключение.
* * *
Я намеревался отправиться на Даунинг-стрит, дом 10. Мне требовались ответы. Но затем я передумал и отправился в Адмиралтейство, чтобы поговорить с адмиралом Ярдли еще до того, как стану беседовать с кем-либо еще. Я был уверен, что так поступил бы Холмс.
Дежурный офицер вначале посчитал, что не может сообщить местонахождение адмирала, но, выяснив, кто я («Тот самый доктор Уотсон?!»), он сообщил, что адмирал не несет службу в море, а снова находится в Скапа-Флоу и я могу позвонить ему туда.
Затем, хотя Элизабет утверждала, что в газетах сообщили о гибели всех, кто находился на борту, когда затонул корабль, я все-таки спросил про капитана Ярдли. Офицер порылся в папках и просто сообщил:
– Скончался.
Скончался. Молодого Ярдли больше нет. Я не мог с этим смириться, мне требовалась более полная информация, и я знал, где могу ее получить.
Перед тем как поехать домой звонить адмиралу, я решил попробовать узнать, что с Престоном, и отправился в Министерство иностранных дел. Сотрудница, которая лично знала сэра Майкла, сказала мне, что «он погиб на том корабле вместе с мистером Холмсом».
Поскольку эта сотрудница общалась с сэром Майклом, я поинтересовался, не знакома ли она и с его сыном.
– О, Томас Престон! Лично я его не знаю, но помню, что он находился в России, когда там расстреляли царя с семьей. Да, я это припоминаю.
– А вы можете мне сказать, где он сейчас?
– Сейчас? Вы имеете в виду – в эту минуту?
– Да, – довольно раздраженно ответил я.
– Наверху, – был мне ответ.
– Что? – воскликнул я так громко, что, как мне показалось, от звука моего голоса задрожал потолок. – Что значит «наверху»?
Сотрудница посмотрела на меня как на сумасшедшего:
– Это значит именно то, что я сказала. Сэр Томас, вероятно, находится у себя. Кабинет номер две тысячи четыреста семь.
Наверное, я взбежал по лестнице быстрее, чем слово «спасибо» успело слететь с моих губ.
Я вошел в приемную и представился секретарше Престона. Она заглянула к нему, чтобы объявить обо мне, вернулась и придержала для меня дверь в личный кабинет Томаса Престона. Однако, зайдя туда, я обнаружил внутри человека, которого никогда в своей жизни не видел. Совершенно незнакомый мне мужчина горячо приветствовал меня:
– Здравствуйте, доктор Уотсон! Какая честь, сэр! Но чему я обязан этому удовольствию? Почему вы пришли ко мне?
– Простите, сэр, я чего-то не понимаю. Я рассчитывал встретиться с сэром Томасом Престоном.
– Я – Томас Престон.
Новые тайны
После того как хозяин кабинета усадил меня в кресло, а я немного пришел в себя, он заверил меня, что он именно тот, кем представился, и даже продемонстрировал мне снимок, на котором были запечатлены он сам, его мать и сэр Майкл Престон. Когда я возразил, что это может быть фотография снятых вместе друзей, он ответил, что теперь понимает, как на мой разум повлиял Холмс и почему мне удавалось так успешно помогать великому детективу.
У меня не было настроения для пустой болтовни, и я так и заявил. Но поскольку я не знал, что известно настоящему Томасу Престону, я не мог объяснить ему и свою странную реакцию. Поэтому я попросил его набраться терпения, пока я задаю вопросы:
– Сэр Томас, вы знаете, где и с какой целью находился ваш отец, когда его убили?
