– Ладно, коли так. А соскакивать да убегать больше не станешь, Генка?
– Ну, сказал же…
Пока они беседовали с дядей Митей, шустрая Мария успела накрыть на стол. И посуду достала «нарядную», и рюмки «цветные». И на тарелках была та же снедь, что и в прошлый раз – аппетитно соленые огурчики-помидорчики, розовое слоеное сало, квашеная капуста. На большом блюде – шаньги горой, с картошкой, сметаной, творогом. Ну и графинчик появился, естественно, пузатый и запотевший.
– Простите, гости дорогие, ничего покупного у нас нет, все свое… – любовно оглядела стол Мария. – Мы с Митей покупные продукты не уважаем, чего в себя всякую отраву добровольно впихивать? Вон, даже и выпивка у нас своя… Ну, садитесь, угощайтесь на здоровье. А я пойду, дела у меня по хозяйству, извините…
Ольга с тоской взглянула на пузатый графинчик, передернулась внутренне. А что делать, придется «в себя впихивать», как только что выразилась Мария. Хотя она бы предпочла «покупным» отравиться.
Дядя Митя разлил по рюмкам, Генка глянул на нее мельком, ухмыльнулся. Нет, что он вообще о себе думает, этот братец? Надо было в этот раз на ее машине ехать!
– Ген… А может, обратно я за руль сяду, а?
– Не, Оль… Я свою ласточку никому не доверяю, она чужих рук боится. Да ладно, не трусь, подумаешь, самогонка. Это ж как виски, Оль. По-моему, тебя крепким градусом не особо напугать можно, а? Следуя моим недавним наблюдениям?
– Поганец…
– Вы чего это, ругаетесь меж собой, что ли? – удивленно поднял бровь дядя Митя. – Или это так, вроде шутки юмора?
– Да, дядь Мить. Ольга у нас веселая девушка, очень пошутить любит.
– Ага… Это хорошо, что веселая. И красивая… Ишь, от матери какие волосья достались. А лицо – нет… Лицо не материно. И в тебе, Генка, ничего материного нет, все от отца перешло. У Анны другое лицо было…
– Дядь Мить… Так ты ее нашел потом, да? Что с ней потом стало?
– Да, я долго ее искал, когда она от меня ушла. Считай, много лет искал. Вот спроси меня – зачем, и ответить толком не смогу… Справки всякие наводил, даже знакомца одного нашел из этих самых… Как сейчас по телевизору грамотно говорят, из уголовной среды. Он-то мне все и разузнал в подробностях…
Дядя Митя замолчал, вздохнул тяжело. Глянул на Ольгу, жестом приказал – давай выпьем, мол. Опрокинул в рот рюмку, крякнул, зажмурился на секунду. Генка сидел, пережидал терпеливо. Наконец, не выдержал, спросил тихо:
– И что, дядь Мить? Что этот знакомый о ней рассказал?
– Да ничего особенного, Генк. В принципе, то, о чем я и думал. Нашел ее тот самый бандит, который казначей, а может, она сама его нашла… В общем, жила она с ним. К тому времени уж беременная была…
– Что?! – воскликнули Ольга с Генкой одновременно, подавшись корпусами к дяде Мите. Потом переглянулись в ужасе.
– Да, да, не удивляйтесь так шибко, чего уж… Баба она молодая была, еще и сорока не было, когда я ее след обнаружил. Да, сестричка у вас тогда народилась, сиротинушки вы мои горемычные. Тоже, стало быть, сиротинушка сестричка-то ваша.
– Почему? Почему наша сестричка сиротинушка? – с бьющимся сердцем спросила Ольга. – Это что же… Анна умерла, да?
– Да не… – махнул рукой дядя Митя, – нет, что ты. Я ж не к тому про сиротинушку-то сказал. Я к тому, что не успела она родить, как загремела под статью вместе со своим казначеем. Видать, он и ее приспособил под свои воровские дела. Насколько я знаю, ему пятнашку впаяли, а ей всего пять… Три года общего режима и два года колонии-поселения.
– Как это? Беременной – и пять лет? – удивленно спросил Генка.
– Ну, ты даешь, Генк… – вздохнув, снисходительно глянул на племянника дядя Митя. – Она родить успела, пока следствие шло, не пять же лет бабе в положении ходить.
– А ты что, дядь Мить, никак ей не помог? Ты ж сам говоришь, что как раз нашел ее в это время!
– Ну да, нашел… И что с того, что нашел? Как бы я ей помог-то? Побег бы устроил, что ли? Единственное, что сделал, на суд сходил, это да… Специально туда поперся, чтобы на нее посмотреть. Сел, значит, в последнем ряду, долго на нее глядел… И знаете, как отрезало. Она уж не та баба была, ой, не та…
– В смысле, не та? – тихо спросил Генка.
– А не знаю, как объяснить… Так бывает, племяш. Бывает, ищешь всю жизнь чего-то, стремишься, как одержимый, а потом найдешь, и – пшик… И не надо тебе уже ничего… Бывает, Генка, бывает.
– А потом? Потом что с ней было, дядь Мить? Не знаешь?
Дядя Митя глянул на племянника исподлобья, молча налил себе самогонки, молча выпил, даже Ольгу не стал приглашать в компанию. Поставив рюмку на стол, задумчиво поскреб шею за ухом, отвернул лицо в сторону. И выдохнул тяжело:
– Не знаю даже, рассказывать вам или нет… Я ведь про это никому, ни одной живой душе… Это ведь мой грех, дальше-то. Хотя, если с другой стороны смотреть, я не на исповеди вроде. Может, помилосердствуете, ребятки? Хватит вам и того, что уже узнали?
Ольга с Генкой переглянулись, будто спросили друг друга – как оно нам? Правда хватит? Или нет? Ольга пожала плечами, а Генка снова повернул голову к дяде Мите:
– Нет, не хватит. Мы все хотим знать, до конца. Пожалуйста, дядь Мить. Я думаю, и тебе лучше станет, когда все расскажешь. Душа облегчится.
– Что ж, может, ты и прав… Ладно, расскажу, что ж. В общем, приходила она ко мне потом, после колонии-то. Три года отмотала, ее выпустили, потом должна была на поселение уехать. Вот аккурат перед тем, как на поселение отправиться, она ко мне и приходила. Она у меня это, ребятки… Как бы помощи просила… Ну, денег чтоб дал. А я ее не принял, даже в дом не пустил. Женатый уже был на Марии, думаю, чего зря бабу подозрением обижать? Вышел к Анне, постояли мы у калиточки. Спросил ее, как, мол, жить собираешься. Ну, она мне – так и так, мол, еду на поселение… А дочку, говорит, временно в детдом определяли, пока я три года в колонии была. А сейчас, говорит, я собираюсь дочку из детдома забрать, чтобы вместе с ней, стало быть, на поселение ехать… Трудно, говорит, Митенька, на поселении с ребенком с нуля жизнь начинать, дай мне денег немного, Митенька… А я денег не дал, ребятки. Не было у меня тогда, строился я. Вишь, какую домину отгрохал. Вы это… Простите меня, что не дал… Так и ношу на душе грех с той поры.
– А куда она на поселение уехала, дядь Мить? Далеко?
– Не знаю, Генка. Все, дальше уже ничего не знаю. Разбередили мне душу, мать твою… Ей ведь и денег-то немного надо было, а я не дал! А ведь мог бы…
– Ну ладно, чего ты, дядь Мить, перестань, столько лет прошло… – задумчиво отмахнулся Генка. – Вот бы узнать, куда она уехала, а? А вдруг она там жить осталась?
– А что, это мысль! – кивнула головой Ольга, соглашаясь. – Действительно, вполне могла остаться. А куда ей идти-то было? С ребенком? Я слышала, многие так и остаются жить в этих колониях-поселениях, работают там…
