– Что? Что вы сказали?
– Да не гляди на меня так, дочка, не гляди! Я и без того знал, что у Генки сестра есть! Только не ждал, не гадал, что свидимся. Значит, вы с Генкой про мамку свою приехали у меня вызнать? Ну-ну…
Дядя Митя снова налил, придвинул ей рюмку:
– Пей. А то ничего рассказывать не буду. До дна пей.
Ольга выпила молча. Снова задержала дыхание, прислушиваясь к себе. Потом вдохнула-выдохнула… А ничего страшного – вторая-то рюмка лучше пошла! Будто ласковая рука шлепнула слегка по затылку – расслабься, не напрягайся так сильно. Сиди, ешь и слушай этого пузатого дядю Митю. Пусть говорит… Чего уж теперь, сама в это дело ввязалась, никто за шиворот не тянул…
– …Мать-то об тебе шибко переживала, помню, – проговорил дядя Митя, с ласковым прищуром глядя на Ольгу. – Все плакалась мне про тебя…
– Не поняла… О ком она переживала и плакалась? Обо мне?! – поперхнулась Ольга, надкусывая соленый огурец. – То есть так сильно переживала, что решила в роддоме оставить?
– А ты не суди мать-то. Не тебе ее судить. Поняла?
– Да я и не собираюсь. Меня вообще такие эмоции в данном контексте не интересуют.
– Ишь ты, эмоции в контексте… – осклабился дядя Митя. – Шибко умная, что ли?
– Да уж не дура, извините.
– Ну-ну… Судить, знаешь, всегда легко. Хоть в контексте, хоть без контекста. А то, что у человека иногда просто силенок на жизнь не хватает. Особливо у бабы.
– А что, баба не человек, по-вашему? Да и относительно силы… Она, знаете ли, у всех имеется, тут вопрос в другом. Вопрос в личном выборе. В слабости ведь проще жить, чем в силе. Слабость в одежки мудрости наряжаться любит, поэтому и прощать умеет. Удобная такая слабость, знаете ли.
– Да ну, Оль… – вступил в их странный с дядей Митей диалог Генка. – Ты, по-моему, ерунду какую-то говоришь. Я думаю, наоборот, сильный всегда прощает. А слабый – нет.
– Ну, допустим, это твоя версия жизни, Ген… Да, я понимаю, тебе так удобнее думать. Ты ведь потому так думаешь, что у тебя самого рыло в пуху. Что, разве не так?
Генка сопнул возмущенно, отвел от нее глаза. Дядя Митя глянул сначала на Генку, потом на нее, ухмыльнулся понимающе:
– Значит, не жалуешь слабых людей, да, девушка?
– Нет, не жалую. Более того, презираю, если хотите. И не зовите меня девушкой, какая я вам девушка? У меня имя есть. Меня Ольгой зовут.
– Хм, презираешь… А чего тогда мать ищешь? Чтобы свое презрение ей в лицо выплюнуть? Если так, то лучше не надо, не ищи. Она и сама свою вину перед тобой понимает.
– А я думаю, не понимает. Слабому всегда легче отказаться от поведенческого анализа. Ну, от понимания то есть… Слабый всегда оправдание себе найдет, а потом живет с этим оправданием в радости. Не виноватый, мол, я, не от меня зависело. И наплевать ему, что сзади выжженное поле осталось. А потом еще удивляется, отчего это те, которые сильные, его презирают…
– У-у-у… – снова коротко глянув на Генку, медленно протянул дядя Митя. – Ну и характерец у тебя, девушка по имени Ольга. Видать, в папаню своего пошла. Знаешь, кто у тебя был папаня?
– Знаю. Бандит.
– Во-во… Он, поди, так же об себе красиво рассуждал. Я сильный, а все кругом слабые, только моего презрения достойные. И мать твою всю жизнь у ноги держал, как собаку.
– Ну, дядя Митя, ты уж того… – испуганно проговорил Генка, поведя плечами. – Зачем уж так-то… Откуда ты вообще это взял…
– А ничего, Ген, я не обижаюсь, – с грустной, немного хмельной улыбкой произнесла Ольга, – чего обижаться-то, действительно? Как есть, так и есть. Тебе характер твоего отца достался, добрый да мягкий, а мне уж… Как говорится, я его слепила из того, что было. И вообще, мы как-то не в ту степь зарулили, тебе не кажется? Отвлеклись от цели нашего приезда.
– Оль, а откуда ты про отца…
– Мне бабушка рассказала, Ген. Это и есть та самая информация, которой я с тобой не поделилась, помнишь? Не обижайся. В конце концов, у нас с тобой другая цель.
– Да, дядь Мить… – встрепенулся Генка, – мы же хотели о маме узнать…
– Так узнавайте, мне-то что, – недовольно пробурчал дядя Митя, запихивая в рот большой груздь на вилке.
– Как – что? Вот ты только что сказал, что мама тебе про Ольгу рассказывала, что плакалась, мол.
– Ну да, рассказывала.
– Когда она это тебе рассказывала? Где?
– Так вот на этом месте и сидела, где ты сидишь. И про жизнь свою рассказывала горемычную, и про бандита, от которого сбежала беременная. Тот еще был сволочь… Жестокий, подлюка, до девчачьего тела охоч. Она ж совсем девчонкой была, когда он ее того… Ну, всяко-разно, сами понимаете. Как там эта хрень по науке называется, не знаю… В общем, она после этого и не человек уже была, а не пойми кто, изломанная вся. Хотя денег он на нее не жалел, и шмотки покупал, и золотишко. Чего ему не покупать-то? Он же этот был… Как его… Фу, забыл! Совсем памяти у меня не стало! Башка старая, ничего в себе не держит!
– Он был казначеем в банде, – тихо произнесла Ольга, скорее для Генки, чем для дяди Мити. – На нынешний манер – финансовый менеджер.
– А ты что, и такие подробности знаешь, Оль? – тихо спросил Генка. – Кем он был?
– Да, мне бабушка рассказывала. То, что от самой Анны услышала. Она к ней приходила, хотела меня забрать. Представляешь, Ген, какая у меня наследственность? Вот они, гены, где вылезли! Я ведь тоже, между прочим, финансами распоряжаюсь. И тоже чужими. Говорят, вполне успешно. Но мы опять отвлеклись…
– Да, дядь Мить! – снова встрепенулся Генка. – Когда это все было-то? Ну, когда мама вдруг у вас оказалась, я не понял?
Дядя Митя, будто не услышав конкретного Генкиного вопроса, повернулся к Ольге, заговорил с живостью:
– Да, Анна мне тоже рассказывала, что приходила за тобой, забрать хотела. Как узнала, что ее бандит на десять лет строгого режима загремел, так за тобой и побежала. А ей тебя, вишь, не отдали… А девке так хотелось новую жизнь начать.
– Хм… Можно подумать, без десяти лет строгого режима никак нельзя было новую жизнь начать… – пожала плечами Ольга, глядя в глаза дяде Мите.
– Да ты-то откуда знаешь, можно иль нельзя? – тихо, чуть раздраженно парировал дядя Митя. – Тоже, нашлась оценщица… Не понимаешь, что этот бандит ее уже своей собственностью считал? А если б нашел, что бы с тобой стало? Не понимаешь?
– Ну ладно, допустим… А потом что было? Меня бабушка не отдала, и она с Генкиным отцом сразу сошлась, да? Утешилась?
– Ну, не знаю, утешилась или нет… А только Васька влюбился в нее – страсть. Ни мать, ни отца слушать не стал, женюсь, говорит, и все тут. Нет, я не скажу, что Васю она не любила… Наверное, любила, раз Генку ему родила.
– Конечно, любила! – тихо, чуть обиженно встрял в разговор Генка. – И вообще, это не твое дело, дядь Мить…
