Машина остановилась. Чуть дальше бронетранспортеры перекрывали выезд на набережную. Прежде чем кто-то успел меня остановить, я сорвал с бойца, который был со мной рядом, значок – белый цветок. Пароль на сегодня. И выскочил из машины.
Боец попытался схватить меня, но не успел. Второй с проклятьем выскочил из машины, но Мусауи заступил ему дорогу.
– Нет!
И пояснил:
– Пусть идет.
Политехнический университет
12 июня
В бумажнике, украденном мной у соседа, было достаточно денег. Благословенный Ирак – укради я бумажник в Париже, там хватило бы денег только на «позавтракать». Но тут не везде есть банкоматы, и лавочники не верят кредиткам, поэтому носят наличные. Хоть набережная и была перекрыта – пара лавок все-таки работала. В одной из них я купил костюм от Армани ереванского производства и приличные туфли. Хозяин был армянином, он обрадовался, узнав, что я русский, позволил привести себя в относительный порядок в своей квартирке в этом же доме и посоветовал, к кому можно обратиться, чтобы перебраться на ту сторону Тигра, минуя мосты. Переодевшись, я стал похож на человека, а не на чучело. Хороший человек. Помогай ему Аллах.
На лодочнике, которые тут еще были, возили экскурсии, я переправился на ту сторону Тигра. Нас никто не остановил. Полиция была, но белая метка на пиджаке их останавливала. Им самим такой не дали.
Оставалось самое малое – понять, в чем смысл заговора, что задумали террористы. Понять то, что не смог понять целый штаб.
Снайперу не так-то просто стрелять. С близкого расстояния – а по нынешним временам это от пятисот до восьмисот метров – выстрелить просто не дадут. Любое открытое окно – повод для тревоги. К тому же будут и приборы «антиснайпер». Если у Аль-Малика будет моя винтовка – он будет стрелять с расстояния от километра до полутора. 50БМГ – это самая «его» дистанция, на предельных он начинает «чудить», там нужны «сороковые» калибры типа 408СТ или 416 Барретт.
– Стоп!
Я сказал это сам себе, потому что…
Что, если…
Если их двое – Аль-Малик и Амани – они должны как-то общаться, так?
В зоне визита глушат все мобильные. Это в целях безопасности, для предотвращения подрыва. Но кроме мобильных есть и спутниковые – верно? Их не заглушить. А номер спутникового телефона Амани я знал, потому что сам подарил ей аппарат. И номер – не номер телефона, а номер аппарата – я тоже помнил. Спутниковый не отследишь, но вот гибрид спутника и сотового, какой я подарил, именно по сотовой симке отследить можно.
Я достал телефон, натыкал номер штаба. Если там знают, что меня отстранили, тогда крышка. Но если приказ еще не прошел…
– Дежурный.
– Номер один-один-три-семь-семь экстренный, проверьте…
Ну же!
– Допуск есть, слушаем.
– Мне срочно надо пробить местонахождение аппарата. Диктую код.
* * *
В холле Багдадского университета стояли полицейские, один из них решительно направился ко мне.
– Сюда нельзя.
Я показал карточку.
– Служба общей безопасности.
Полицейский отступил, козырнул.
– Прошу прощения, эфенди.
Я делал шаг, но тут же остановился.
– Один вопрос.
– Да, эфенди.
– Никто в здание не проходил? Даже с такими документами, как у меня?
– Никак нет, эфенди.
– Ты уверен? С любыми документами?
– Уверен, эфенди. Квартал же оцеплен!
Тут я допустил ошибку, смысл которой осознал только потом. Полицейский не врал мне, он был искренним. Мы просто не поняли друг друга. Когда я его спрашивал, я спрашивал о любом человеческом существе. Когда он мне отвечал, то имел в виду, что в здание не входил ни один мужчина. Он просто не принимал женщин во внимание, потому что его так воспитали. Женщины не в игре, они не в счет.
– Стой здесь и никого не пускай.
– Вам помочь, эфенди? Мы готовы.
– Я сказал – стой здесь и никого не пропускай. Никого!
– Слушаюсь!
Полицейский офицер обернулся и рыкнул на подчиненных. Я тогда не обратил внимания, что на его руке нет повязки командира патруля – у командира должна быть повязка в цветах национального флага.
Лифты были отключены для экономии электроэнергии и для того, чтобы никто лишний не ездил по ним сейчас. Двадцатичетырехэтажная высотка была пуста – только в авторитарной стране могут вот так вот взять и объявить выходной, приказать освободить целое громадное здание ради безопасности, закрыть весь центр города. И чем дальше, тем больше я убеждался в том, что это решение – ошибка, пусть недоказуемая, но ошибка. Ошибка страшная и скорее всего – не случайная. Потому что сейчас в распоряжении террористов – целое пустое здание. Здесь с этажа на этаж не ходят люди, здесь не работает лифт. Люди, случайные свидетели, способные заинтересоваться чем-то, увидеть неладное, поднять панику при виде оружия – вот самая надежная защита встречи на высшем уровне. И кто-то этой защиты нас лишил.
В наушнике перекликались голоса, шел интенсивный радиообмен.
– Лидер всем позывным, Лидер всем позывным. Аэропорт – четыре свободен, аэропорт – четыре свободен.
– Первый, проходим точку один. Дорога зеленая.
– Стрелок шесть один, здесь Контроль. Отклоняйтесь к востоку. Проверьте строения к востоку от линии Аэропорт.
– Контроль, здесь. Стрелок шесть, вас понял, ухожу восточнее.
На лестнице, между четвертым и пятым этажом, мне что-то не понравилось. Что-то, что заставило меня резко остановиться. Осмотревшись, понял, что именно – с утра на лестнице был уже тончайший слой пыли – она в Ираке везде, светлая песчаная пыль, напоминание о том, что мы в пустыне. Ее даже кондиционеры не отфильтровывают – слишком мелка. И вот здесь, на ступеньках, были следы, как будто кто-то поскользнулся. Присмотревшись, я обнаружил еще одно – ручка двери, ведущей в здание с пожарного выхода, была чуть сдвинута в сторону вместо того, чтобы стоять параллельно полу.
И я, не думая о том, что может быть граната, пинком вышиб дверь.
– Вакиф! Вакиф!
Комната. Простыня. Поставленные одна на одну парты, чтобы дать снайперу зону обстрела. Силуэт в черном.
– Вакиф! Вакиф вилла батух!
[40]
Лазерный прицел на черном силуэте. А глаза отказываются верить в то, что видят. Слишком страшно это. Немыслимо страшно.
Винтовка. Похожая на те, которые применяются в соревнованиях по бенчресту. Массивный приклад, угловатое ложе, тяжелый ствол с большим титановым глушителем.
