Абсолютно бесполезная вещь.
Была ли она такой же бесполезной в период близких контактов Лоденбаха и эскорт-девицы?
…Зачем он отправился на улицу Верности, к дому Крис, Вересень объяснить не мог. Трагический инцидент произошел почти месяц назад, и в съемной квартире не осталось от нее ни вещей, ни воспоминаний. Вещи забрали родственники из Апатитов, приехавшие за телом Кристины Бирман; не исключено, что в квартиру уже заселились новые жильцы. Вересню же оставалось смотреть на окна (два крайних от торца) и прикидывать, о чем думала Крис в последние секунды своей жизни. Поняла ли она до конца, что с ней произошло?
Нелепая случайность, так говорит старый, побитый жизнью пес Речкалов. И у Вересня нет никаких оснований не верить ему. Хотя прижизненные фотографии Кристины такой фактор, как случайность, исключали в принципе. С них на Вересня смотрела очень привлекательная темноволосая девушка с надолго запоминающимся взглядом: в нем сошлись показная невинность (так свойственная порочным натурам) и холодный расчет. Представить эту бестию с фибровой (50 на 50 сантиметров) тряпкой в руках не получалось, хоть тресни.
Именно здесь, у места гибели Крис, Вересня и застал звонок Додика.
А вскорости появился и он сам, на кургузой машиненке «ДЭУ Матисс», раскрашенной в корпоративные цвета сети «Эльдорадо».
Вид у Додика был неважнецкий: волосы всклокочены, под воспаленными красными глазами – темные круги; заросший двухдневной щетиной рот изогнут скобкой. Увидев щетину, Вересень забеспокоился: Додик никогда не позволял себе появляться небритым на людях. «Вопрос жизни и смерти», – так он сказал по телефону.
Боря немедленно склонился к смерти, и на смену обеспокоенности пришел самый настоящий ужас. Что, если дурные вести касаются Мандарина? Расставание с дурацким парнем лишь на поверхностный взгляд прошло безболезненно. Вересень торжественно пообещал коту навещать его хотя бы раз в месяц, а (если хозяева не будут против), то и чаще. Он поцеловал Мандарина в маленькую и теплую макушку, потискал напоследок и аккуратно спустил с рук. И в сердце его немедленно поселилась черная тоска, а жизнь потеряла добрую половину своей привлекательности. Вересень сильно надеялся на фактор времени и на собственное благоразумие: в конце концов, это не женщина, не лучший друг, с которым расстаешься навсегда, – всего лишь кот.
И так реагировать на отсутствие в своей жизни кота – верх идиотизма. Если не сказать хуже – зачатки шизофрении. Вересень дал себе неделю на исправление ситуации с идиотизмом и шизофренией, но, к концу первого дня без Мандарина, понял: неделей тут не обойдешься. И продлил срок до двух.
– Что-то случилось? – гаркнул Вересень, когда Додик нетвердой походкой приблизился к нему.
– Случилось!
– Мандарин?
На секунду Вересню показалось, что по волосам Додика пробежали электрические разряды, а из глаз вылетел сноп искр. Вылетел – и сразу погас.
– Почему спросил?
– Просто беспокоюсь. Привязался к нему за две недели…
– Ты меня сколько знаешь?
– Всю жизнь, – Вересень пожал плечами. – С первого класса, то есть. Почти тридцать лет.
– Тридцать лет и две недели – есть разница? – снова заискрился Додик.
– Существенная. Да что произошло-то?
– Что ж обо мне не беспокоишься? Не заслуживаю?
– Так с тобой же все в порядке. Дом, семья… Чада и домочадцы. Дай бог всякому.
– Не в порядке со мной! Не в порядке! И со всеми остальными тоже.
– А с котом? – продолжал гнуть свое Вересень. – С котом – в порядке?
– Он орет, – неожиданно заявил Додик, и из его черных иконописных глаз выкатились две чистейшие слезы.
– Кто?
– Кот. Уже сутки. Не затыкаясь. Всех с ума свел.
Вересень тотчас вспомнил гибель «Титаника» и похолодел.
– Нам уже пообещали дом сжечь. И сожгут. Я бы первый сжег. Хотя кота пристрелить проще. Кота пристрелить тоже обещали.
Теперь Вересня бросило в жар, а на лбу выступила испарина.
– Мозг есть?
– Нет, – честно признался Додик. – Тот, что был, кот вынес. Я бы сам его убил, но Рузанка с Ануш не дали. Велели ехать за тобой.
– За мной? Я-то что могу сделать? Может, ему… кошечка нужна?
– Совсем дурак? – для пущей убедительности Додик покрутил пальцем у виска. – Кошечки ему даром не нужны.
– А что же ему нужно?
– Не знаю, что нужно ему, а мне нужно, чтобы он заткнулся. Ашот хотел его проклясть до десятого колена, а заодно нас всех. Которые привели в дом чудовище.
– Проклял? – запоздало ужаснулся Вересень.
– Пока нет, Рузанка и Ануш держат оборону. Но времени мало.
– Так чего мы тут трем? Поехали. Ты – вперед, а я за тобой.
– Ну, нет. Вдруг ты отстанешь? Поедем на моей.
Нужно было сильно постараться, чтобы отстать от «ДЭУ»-коробчонки, но школьный друг Вересня был явно не в адеквате, и спорить с ним следователь не решился.
До Ольгино они долетели за рекордные восемнадцать минут. Из своей тихоходной малолитражки Додик выжимал сто двадцать, а малейший затык в виде красного света на светофоре заставлял его стонать, биться головой о руль и поминать всех армянских святых и нечестивых. Ольгино встретило их почти полным отсутствием звуков: должно быть, все поселковые собаки сорвали голоса, и лишь один голос оглашал окрестности.
Это был голос Мандарина.
Трагедия «Титаника» близилась к развязке.
Они успели вовремя, лишь на несколько секунд опередив делегацию мрачного вида граждан с участковым во главе. Кобура на боку участкового была расстегнута.
Промедление – смерти подобно, – подумал Вересень и решительным шагом направился к полицейскому лейтенанту, на ходу доставая удостоверение.
– Что здесь происходит? – строгим голосом спросил он.
– Поступила жалоба от населения, товарищ… – участковый заглянул в темно-красные корочки. – Товарищ Вересень. Систематически нарушается общественный порядок.
– Каким образом?
– В виде криков… кошачьих. Очевидцы утверждают, что они слышны даже в Сестрорецке. Не исключено, что животное бешеное. Надо пресечь во избежание…
Сам ты бешеный!
Но вслух этого Вересень не сказал, бросив лишь:
– Разберемся.
– Но…
– Я же сказал: разберемся. И кобуру застегните. Непорядок.
…Мандарин сидел на сосне, на самой нижней ее ветке, метрах в четырех от земли. От приставленной к сосне лестницы проку было немного. Ничто не мешало дурацкому парню, в случае опасности, забраться повыше. Очевидно, он проделывал это неоднократно, тем самым ускользая от возмездия – и все попытки достать его терпели фиаско. В случае иного развития событий Додик бы не появился в городе.
