— Во где вы все у меня… Во…
Старая песня. Не я виноват, мир виноват, да здравствует «Циклон Б». Дайте мне огнемет.
— Чем ты решил его накормить? — спросил я в очередной раз.
Перец не ответил, разрубил какую то железную балку, безумно улыбнулся. Так что я окончательно убедился в том, что он псих. Настоящий псих, никаких в этом сомнений. Видал я тут психов, но таких, как Перец… Его ведь и не вылечить, психи не лечатся, это все знают. А вдруг это у него наследственное? Тогда и я вполне могу страдать такими заболеваниями…
И тут я вспомнил.
Вспомнил! Сопоставил. Снотворное. В синих бочках с оранжевыми бирками. Бойцовые собаки…
ТУТ СНОВА Я ВСПОМНИЛ ПРО БОЙЦОВЫХ СОБАК!!!
Перец сунул руку в карман, подкинул монетку и разрубил ее пополам.
Впечатляет. Такие штуки всегда впечатляют. Особенно если после разрубания Перец успел еще свободной рукой поймать половинки. Но в этот раз я не сильно впечатлился, поскольку все думал про этих собак. Про тех, которые дерутся.
Про собак, про собак, про чертовых бойцовых собак.
— Ты что, — я наблюдал за всей этой фехтовкой, — решил нового горына накормить…
— Хватит! — вдруг заорал Перец. — Хватит болтать! Я не хочу ничего этого слышать!
Он перестал размахивать своей сабелькой, но не успокоился, а стоял просто, хрустел эмалью и перекидывал рукоятку из ладони в ладонь.
Мне вдруг стало противно. Очень противно. Иногда противно оттого, что собираются сделать другие люди, за них противно, хорошие вроде бы люди, а ведут себя иногда так, что даже мне тошно. Знаешь человека долго, нравится он тебе, а потом вдруг обнаруживаешь случайно, что любит он раскатывать сопли в шарики, а шарики эти за обои, за обои.
Наверное, я еще слаб по юности своей, вещи подобные меня раздражают, хотя не сомневаюсь ничуть, что годам к тридцати пяти я переживу эти мелочные комплексы. Покуда же я максималист, сопли за обоями меня натуральным образом угнетают.
Во как.
К тому же…
К тому же я к ним привязался. К троице. Щек, Кий, Хорив, мне будет их не хватать. Я не хочу, чтобы Перец пустил их на колбасу.
Даже больше, чем не хочу, даже больше, чем не хватать. Я не допущу этого.
Я так хочу.
Я.
— Мне почему то кажется, что ты будешь против, — Перец расслоил мечом стену, внутрь посыпался снег.
— Мне почему то тоже, — согласился я.
— Так я и знал, — Перец горестно покивал. — Предатели кругом, иуды и расстриги, и норовят в лопатки нож воткнуть, лишь только отвернешься. Увы, и увы, и увы, дальше мы двинемся в путь, пусть тревожится сердце…
— Чего то тебя в классику заносить стало, — усмехнулся я. — Ну, что ж, в путь так в путь.
— Значит, прогуляемся? — Перец ухмыльнулся.
— Ну, прогуляемся. На мост опять?
— На мост, на мост, только на мост.
— А может, где нибудь здесь? На крыше…
Не хотелось мне на мост, но и спорить тоже не хотелось.
Перец помотал головой.
— Ну, пойдем. Перчатками кидаться не будем?
— Обойдемся без формальностей, — Перец спрятал меч. — Прошу!
Он театрально склонился, приглашая меня к выходу.
— Только после вас, — я тоже театрально склонился.
Перец плюнул и пошагал первым. Идти было далековато, но это было даже хорошо — надо было сосредоточиться. Но не получилось — едва мы прошли полпути, как Перца пробило на треп:
— Ты вот сказал, что меня на классику пробило, а ведь это на самом деле так. У нас классическая ситуация…
Я старался не слушать, но это боботанье все равно пробивалось.
— У нас даже еще более оригинальная ситуация, вряд ли кому то в Древней Греции удавалось схватиться с самим собой.
Перец рассмеялся.
— Все получилось не так, как я хотел, — говорил он. — Мы должны были вместе работать, но ты тоже… Ты тоже не понял. Почему вы все не можете меня понять? Почему вы не можете…
Перец замолчал. Только ненадолго, едва стали спускаться к реке, как опять его прорвало:
— А у меня были предчувствия. Насчет тебя! Что ты меня кинешь…
— А насчет себе у тебя предчувствий не было? — не утерпел я.
— Не. В себе я уверен практически всегда. Сам себя ведь не кинешь…
— Ну, это ты сгоряча, — возразил я. — Всемирная история, которую поминают все, кому не лень, знает массу случаев, когда люди закладывали сами себя. Так что наши разногласия вполне обычны. Можешь расценивать это как традиционную шизофрению.
— Я не шизик, — покачал головой Перец. — Скорее, ты шизик. Ты не помнишь, кто ты, не помнишь, откуда ты. А я помню. Причем не только себя, но и тебя.
Перец показал мне язык. А еще говорит, что он не шизофреник.
— А кто тебе сказал, что я не помню, кто я? Это я ловко, честное слово.
Перец остановился. И я остановился.
— Ты, — он ткнул в меня пальцем. — Ты мне сказал, что не помнишь.
Я пожал плечами.
— Так ты что, все это время гнал? — спросил Перец. Я не ответил.
— Ты что, с самого начала мне правды не говорил?!
Я молчал. Перец начал нервничать. Вывести врага из себя перед схваткой — половина победы. Так говорил Варгас.
— А может… А может, это все план этой сволочи Ван Холла? Перец даже забежал вперед. Перец был растерян и, как мне показалось, испуган.
— Послушай…
У него даже как то лицо задергалось, пар из ноздрей пошел, как у горына в самом деле.
— Так это все организованно? — спросил Перец. — Это все заранее, что ли?
Спросил как то даже плаксиво.
— Мы, кажется, хотели поговорить, — напомнил я. — Ты что то отвлекся от дела…
— Действительно, — кивнул Перец. — Надо поговорить. Мы вышли на берег. Река была темной, хотя солнце висело еще высоко, опускалось над странными блестящими куполами на горизонте, туда я собирался добраться, да не добрался. Впрочем, там, скорее всего, были всего лишь какие нибудь локаторы замороженные.
— Может, тут? — спросил я. — К мосту не будем спускаться? Но Перец хотел подраться на мосту, страсть к дешевым эффектам многих подводит. Стали спускаться по склону. Тропинка была совсем обледенелая, лед был гладким и бугристым, я поскользнулся и чуть не слетел по скользкому склону. Перец, разумеется, захихикал.
В этот раз гудело и на этом мосту, хотя никаких фонарей вроде бы не было видно, но звук получался. Хотя и ветра не было, гудело само по себе. Гудячий мост. Стану живописцем, тоже, конечно, нарисую. Мост, снег, дуэль. И сталагмиты опять наросли, все как полагается, атмосфера загадочности.
