Я терпел, принужденно улыбался, наконец портной герцога оглядел меня с головы до ног и сообщил с некоторым удовлетворением:
– Вот теперь можно на обед даже к королю!
Я поклонился.
– В восторге от вашего утонченного и, я бы сказал, изысканно артистического вкуса! Я сразу увидел, даже ощутил всеми фибрами великого мастера, едва вы переступили порог.
Он посмотрел на меня польщенно, но и с недоверием.
– Да? Вы это заметили? Как?
– Еще бы, – сказал я с жаром. – Вы не следуете моде, а идете впереди, создавая и оформляя неясные желания и мычания большинства в предельно четкие и законченные формы! Вы первым решаетесь опробовать свой уникальный дизайн…
Он покраснел от удовольствия, расцвел, глаза стали масляные, поклонился и, совсем застеснявшись, сказал уже совсем другим голосом:
– Спасибо! Так редко удается отыскать истинного ценителя… К сожалению, оставляю вас, сэр! Побеседуем, когда выпадет случай. До обеда совсем немного.
– Что на обед? – поинтересовался я.
Он улыбнулся, давая понять, что понял шутку, поклонился и вышел. Слуги, как мыши, исчезли следом. Я все же подошел к зеркалу и всмотрелся в себя, я ж маркиз, а раз так, надо маркизить правильно, а то кто знает, как у них поступают с самозванцами.
Вообще-то хорош, хорош. Главное, что ценится в маркизах любого ранга – крупный. Думаю, непросто было подобрать костюмы такого размера. Для простого человека что самое важное в феодале? Понятно, рост. В президентской гонке в Юсовии всегда побеждали более рослые особи. Простой человек смотрит на своего буша и сравнивает его с другими маркизами. Ага, наш выше! Значит, лучше…
Я повертелся перед своим отражением, как модница, привыкая к незнакомому крою, подвигал руками, вспоминая, как при Петре Первом мушкетеры взмахивали шляпами. Ладно, надо сразу объяснить, что я из медвежьего края, не всему обучен. Нас батюшка учил сразу в рыло давать, это тоже надо сообщить сразу во избежание…
Снаружи донесся рев труб и грохот барабанов, я тут же метнулся к окну. По площади перед дворцом в ногу шагают по двое знаменоносцы, пять пар, за ними в красно-синих костюмах с широкими белыми воротниками офицеры в красивых шляпах с длинными перьями.
Навстречу двигаются такие же, только цвет знамен другой. Все под тот же победный рев труб сошлись, потопали на месте, глядя друг на друга, разом повернулись к дворцу. Я поспешно отодвинулся, пусть не видят, что за их сложным ритуалом наблюдает еще и чужак, вдруг это некое священное действо.
Из-за дворца выехали на легких рысях конники, роскошно одетые, горделивые, каждый откинут корпусом назад, в руках по знамени. Впереди вообще рослый красавец, весь в красном, конь тоже накрыт пурпурной попоной, он единственный, кто без знамени.
Пешие дружно кричали нечто радостное, передний всадник милостиво вскинул руку. Ему закричали еще громче, а затем заорали и остальные всадники. Я думал, что выметнутся в распахнутые ворота, но всадники сделали полный круг по площади перед дворцом и остановились.
Я слышал, как из окон справа и слева радостно визжат женщины, на балконах тоже ликующие вопли. Наконец из конюшни выехала повозка… да какая повозка, настоящая карета, богато украшенная, два окошка по сторонам и третье, самое большое, над дверью!
Разодетый, как фельдмаршал, слуга поставил скамеечку. Из ворот дворца вышла женщина в платье до пола, хвост за нею несет мальчишка, одетый не менее богато, чем лакей. Двое офицеров, торопливо спешившись, помогли женщине взойти по ступеньке в карету.
Я видел, как она тут же задернула занавеску, карета тронулась с места, а всадники, выстроившись в две линии, поехали справа и слева. Те, кому места не хватило, держались в авангарде или арьергарде.
Комната моя, похоже, угловая, в другой стене еще два окна, огромных и светлых, доносится птичий щебет, плывет запах роз. Я не рассчитывал ничего интересного увидеть, кроме сада, а из меня еще тот Мичурин, но подошел к окну и раскрыл рот в удивлении.
Изумительный парк, фонтаны, красиво закрученные аллеи, предназначенные не для перемещения с места работы к дому и обратно, а для неторопливых прогулок вокруг роскошных клумб, облицованных дорогой плиткой бассейнов, еще там скамьи вдоль аллей, фонтаны и еще раз фонтаны: от величественных до совсем крохотных.
Постройки, что по ту сторону всего этого великолепия, тоже не сараи, а если и сараи, то выполненные с шиком, мастерством и избытком свободного времени, когда можно медленно и любовно работать над каждой деталью. В глаза бросается добротность зданий, даже если в них угадывается чисто прикладное назначение, типа прачечных или пекарен, а затейливые башенки над ними возведены явно не по необходимости, а от нехрена делать.
Сад не менее прекрасен: ухоженные деревья, декоративные кустарники, пышные клумбы, беседки для фривольного уединения, однако по ту сторону сада нечто куда удивительнее: к небу поднимается величественная башня-пирамида с плоской крышей, а снизу ведут наверх ступеньки. Даже отсюда видно, что настоящие: стоптанные, протертые посредине, где ступают чаще всего.
За моей спиной двери распахнулись, вошел рослый красавец в расшитом золотом красном мундире и громко провозгласил:
– Герцог Людвиг, владетельный хозяин Бингенгейма, барон Вальдека, ландграф Дармштадта, ландсрат Лифтгондии и лантег маркизата Черро!
Я почтительно ждал. В коридоре послышались неспешные шаги. На пороге появился очень дородный невысокий человек в большом белом парике с крупными локонами, сутулый от старости, крупное характерное лицо в глубоких резких морщинах, но без мелочной сеточки, даже мешки под глазами гладкой поверхностью больше похожи на наплывы воска или льда. Одет с той небрежностью действительно богатого человека, который предпочитает пышно и ярко наряжать слуг, а сам ходит в том, что ему удобно.
Герцог тоже похож на пуделя, только старого, толстого, важного, который уже не стрижет бока, напротив – укрывает зябнущие старые кости цветными попонками.
Двигаясь медленно, он сделал два шага, я торопливо поклонился со всей куртуазностью.
– Ваша светлость, – произнес я совершенно искренне, – я обязан вам жизнью!.. Моя признательность не имеет границ…
Он усмехнулся, улыбка преобразила его суровое лицо, сделала моложе и доброжелательнее. Глаза сощурились, от уголков разбежались веером лучики.
– Пустяки, – произнес он. – Нам это ничего не стоило!.. Просто подобрали и перевезли во дворец. А здесь ваш молодой организм показал себя как надо… Садитесь, сэр Ричард.
Из коридора вбежал слуга и моментально придвинул герцогу кресло. Тот опустился на мягкое сиденье, даже не проверив, там ли оно уже. Глаза внимательно изучали меня, я сел напротив и дисциплинированно ждал. Раз уж я маркиз, то нечего с маркизьим рылом лезть с вопросами к самому герцогу.
– Вы прекрасно показали себя, маркиз, – продолжил он, его серые глаза изучали меня очень внимательно и с настороженностью. – У вас были серьезные противники, мои люди осмотрели их вооружение. Вы справились… и если бы не падение с такой высоты… м-да, вы могли бы захватить весь корабль!.. Увы, в багерах предусмотрены механизмы саморазрушения, чтобы не попали в чужие руки… Вы этого не знали…
