Он замотал головой и связанными руками показал, что надо нажать на одну книгу.
– Какую? Здесь сотни томов.
– Давайте освободим ему рот, и он скажет.
– Ни в коем случае! Он сразу позовет охрану! Нет, поищем книгу, в которой упоминалось бы зеркало.
Хэзел нашла «Алису в Стране чудес» и «Алису в Зазеркалье»; она нажала на оба тома, но безрезультатно. Подруги было приуныли, но тут медсестре вспомнились слова Капитана: «Роман – это зеркало, которое носят по дороге». Она кинулась к полке, где стоял Стендаль, и нажала на «Красное и черное».
Книжный шкаф отъехал в сторону, и за ним оказалось зеркало-псише, такое широкое и высокое, что в нем целиком могла бы отразиться лошадь.
– Ну, это уж слишком, – заметила Франсуаза. – В доме, где все зеркальное под запретом, оказывается, есть самое большое зеркало, какое я в жизни видела!
– И самое красивое, – эхом отозвалась ее подруга.
– По-настоящему красивым, Хэзел, оно станет тогда, когда в нем появится ваше отражение.
– Сначала посмотритесь вы, – взмолилась девушка. – Я хочу удостовериться, что это зеркало не лжет.
Франсуаза повиновалась. Псише отразило ее такой, какой она была, – величавой, словно богиня Афина.
– Ну вот. А теперь вы.
Девушка дрожала как осиновый лист:
– Я не могу. Мне слишком страшно.
Старшая подруга рассердилась:
– Выходит, я столько сил потратила впустую?
– Что может быть страшнее зеркала?
Старик между тем смотрел и слушал с таким удовольствием, словно этой сцены он ждал давным-давно.
Медсестра смягчилась:
– Вы так боитесь быть красивой? Я это понимаю, хоть мне до вас и далеко. Уродство куда как удобнее: не надо ни с кем соперничать, живи себе в своем несчастье, купайся в нем, все так просто. Красота – как обещание: надо суметь его сдержать, надо быть на высоте. Это куда труднее. Пару недель назад вы говорили о чудесном даре. Но не каждый стремится получить эту милость, не каждому хочется быть избранным, видеть изумленный восторг в глазах окружающих, воплощать мечту всех и каждого и, просыпаясь по утрам, всматриваться в свое отражение в зеркале: не оставило ли на нем время своих отметин? Уродство – оно незыблемо, оно на всю жизнь. Кроме всего прочего, оно делает из вас жертву, а вам так нравится чувствовать себя мученицей…
– Я ненавижу это! – возмутилась девушка.
– Может быть, вы бы предпочли быть ни прекрасной, ни безобразной, такой, как все, незаметной, серенькой, под тем предлогом, что свобода – в посредственности. Что ж, как ни прискорбно, я вас разочарую, это не так, и вам придется смириться с печальной действительностью: вы так прекрасны, что знаток и ценитель пожелал скрыть вас от ваших собственных глаз, чтобы одному наслаждаться красотой. Ему это удавалось целых пять лет. Увы, дорогой Капитан, все хорошее когда-нибудь кончается. Отныне придется делить ваше сокровище со множеством других людей, и с самим сокровищем в том числе. Как говорится, если хочешь облагодетельствовать весь мир…
[15]
Хэзел, по случаю вашего дня рождения я дарю вас вашему взору.
Франсуаза крепко схватила девушку за плечи и толкнула ее к псише. Та, словно спутник, попала в поле притяжения зеркала и оказалась у него в плену: она увидела свое отражение.
В зеркале отразилась фея. В белой ночной сорочке, с длинными распущенными волосами. Ее лицо было из тех, что встречаются один-два раза на целое поколение и пленяют человеческие сердца, заставляя забыть о бедах и невзгодах. Тот, кто видел такую красоту, исцелялся от всех недугов, но им же овладевал недуг еще более тяжкий, который не в силах облегчить даже сама Смерть. Это лицо сулило спасение и обрекало на гибель.
Что же тогда почувствовала она, увидев себя такой, – этого, кроме нее самой, никто никогда не узнает.
Закрыв лицо руками, Хэзел прошептала:
– Я была права: что может быть страшнее зеркала?
И она рухнула без сознания.
Франсуаза кинулась приводить ее в чувство:
– А ну-ка, вставайте! В обморок будете падать, когда мы выберемся отсюда.
– Что со мной? Это так невероятно. Словно меня ударили по голове.
– Да уж, потрясение действительно сильное.
– Сильней, чем вы можете себе представить. Я ведь помню себя до бомбежки – я не была… такой. Что же случилось?
– Случилось то, что вы стали взрослой.
Девушка смотрела безучастно, не веря в происходящее. Медсестра принялась размышлять вслух:
– Теперь надо обсудить план дальнейших действий. Лучше не медлить, а то проснется охрана. Идеально было бы найти какое-нибудь оружие. Где, черт возьми, оно может быть в этом доме?
Лонкур замычал сквозь кляп и подбородком указал на псише.
– Вы пытаетесь что-то мне сказать? – спросила мадемуазель Шавень. – Что зеркало – это и есть оружие?
Он помотал головой, продолжая показывать на зеркало. Франсуаза повернула его – сзади был прикреплен пистолет. Она схватила его и удостоверилась, что он заряжен.
– Неплохая мысль – прятать опасные предметы вместе. Если вы так легко открываете нам тайники, значит глупостей делать не собираетесь. Я выну кляп, но только попробуйте кричать, и я выстрелю не задумываясь.
И Франсуаза вынула рубашку изо рта Капитана. Он отдышался и сказал:
– Вам нечего бояться. Я на вашей стороне.
– Скажите лучше, что вы наш заложник. Не ждите, что я вам поверю. Вы держали меня взаперти, угрожали смертью…
– Тогда мне было что терять. Теперь уже нечего.
– Хэзел еще под вашим кровом.
– Да, но она все знает. Я потерял ее.
– С вас станется удерживать ее силой.
– Нет. Вопреки тому, что вы думаете, я не люблю принуждения. Все эти пять чудесных лет я удерживал Хэзел хитростью, но применять насилие, чтобы заполучить ее, – это не по мне. Я человек порядочный.
– Надо же, он еще и похваляется.
– Конечно, вы, мадемуазель, вряд ли знаете, что это такое – порядочный человек, и мне вас жаль.
– То, что вы сделали, мне кажется, не свидетельствует о большой порядочности.
– Я виноват, но это не важно: я искуплю свою вину с лихвой. Я владею колоссальным состоянием. Все до последнего су я дарю Хэзел.
– Не думаю, что деньги возместят ей пять лет жизни, украденные вами.
– Перестаньте говорить пошлости, вы просто смешны. Во-первых, она не была так уж несчастна. Во-вторых, для сироты без гроша в кармане стать хозяйкой такого богатства, да еще не получив бог знает какого мужа в придачу, – очень даже недурно.