– Да, все нормально, – сказала я. – Надеюсь, что я вам помогла…
– Безусловно! Главное – никуда не уезжайте, хорошо?
Он как-то слишком уж бережно поддерживал меня, словно и ему стала известна моя большая женская тайна. На самом деле я была ценна для него, для них с Евсеевым просто как свидетель.
И тут я вспомнила, что забыла отдать ему еще кое-что.
– Боже мой, я совсем забыла! У меня для вас есть еще кое-что!
И я достала из сумочки изрядно смятую записку, которую написала, готовясь к визиту.
– Вот, пусть это будет у вас. Хотя я и училась на переводчика, но давно уже не практикую, не даю уроки, и вполне возможно, что мой перевод оказался неточным. А в вашем деле важна каждая деталь, ведь так?
– Не понял… О чем вы?
– Вот посмотрите, отдайте вашим людям, профессионалам… А вдруг окажется, что все то, что я вам тут рассказывала, вообще не имеет никакого отношения к вашему делу?
Азаров развернул записку, пробежал по ней взглядом и поднял на меня глаза:
– Я не совсем понял. Что это?
– Как что? Та самая фраза, которую я и услышала… Ну, что полька и русская улетели…
– Все равно – не понял. Разве это было сказано не на русском?
– А я не сказала? Вот дурища!!! Нет! На немецком!
21. Борис Болотов
Пожалуй, это был самый тяжелый день в моей жизни.
Похороны Эммы.
Родные, близкие родственники и друзья моей возлюбленной собрались все вместе, чтобы проводить ее в последний путь и посмотреть в глаза друг другу с одним и тем же вопросом, который мучил всех: кто и за что убил Эмму?
У Кати совершенно идиотская фамилия, и я не понимаю, почему она ее не сменила. Катя Мертвая. Да она – живее всех живых. Энергия фонтанирует в ней, и я убедился в этом, когда начал работать вместе с ней над проектом усадьбы в Сухово. Теперь же все то, чем занималась Эмма, легло на хрупкие Катины плечи.
Но то, как она устроила похороны, заслуживает высшей похвалы. Все было торжественно и очень хорошо организовано.
Глядя на ее фигурку, мелькавшую среди толпы людей, одетых в темное, я подумал о том, что, быть может, именно работа, великое множество дел, которыми она себя загрузила, и не позволили ей впасть в депрессию.
Я сразу узнал родителей Эммы, очень красивая пара. Со слов Эммы, они давно разошлись и жили порознь, где-то за границей.
Громче всех выражала свои чувства одна из подруг Эммы, Аня, приехавшая в Москву из Венгрии. Полагаю, она рыдала так оттого, что считала и себя виновной в том, что Эмма оказалась в Панкратово. Ее утешала и держала под руку венгерка Нора, подруга Ани. По словам Кати, Нора тоже весьма тяжело переживала смерть Эммы, хотя и была-то знакома с ней недолго: ведь это ради нее Эмма отправилась к Зосе договариваться о том, чтобы она ее приняла по приезде в Москву. К тому же, как выяснилось, пока Нора была здесь, в Москве, и пыталась, как могла, помочь следствию, в частности, дала деньги следователям (не взятку, а на расходы, как объяснила мне Катя), ее друг там, в Венгрии, женился на другой женщине. И еще одна проблема свалилась на голову несчастной одинокой женщины: ее престарелый дед, о котором она заботилась, подхватил какую-то инфекцию, и сиделка, узнав об этом, ушла.
Я и сам не понимал, почему думал обо всех этих людях, об их проблемах, словно мой рассудок отказывался воспринимать все, что было связано непосредственно со смертью моей дорогой Эммы.
В кафе на поминальном обеде многие говорили об Эмме, вспоминали ее добрые дела, рассказывали о том, какой заботливой и участливой она была. Неравнодушной к чужой боли. Люди искренне делились всеми теми историями, которые они пережили вместе с Эммой.
И я, совершенно чужой в этой компании человек, готов был тоже разрыдаться… Я всех жалел и любил в тот вечер.
Даже следователя Дмитрия Азарова, который чувствовал себя на похоронах явно лишним и наверняка ловил на себе взгляды тех людей, доверие которых не оправдал: ведь убийца Эммы так и не был найден.
Мы курили с ним на улице на заднем дворе кафе, когда я осмелился обратиться к нему с просьбой:
– Послушайте, мне надо в Панкратово, – сказал я. – У меня в машине лежат цветы. Я хотел бы положить их там, в лесу, на пороге дома, в котором ее убили. Я должен, понимаете, должен увидеть то место, где она погибла.
– Еще скажите, что собираетесь поискать там улики… – мрачно отозвался Азаров и затянулся сигаретой. – Я угадал?
– Да. И что здесь такого? А вдруг мне повезет?
– Думаю, вы не в курсе, что подозреваемый находится под домашним арестом?
– Не понял… Какой еще подозреваемый? Мне об этом ничего не известно.
– Не так давно одна из подруг Китаевой, так же, как и вы, попросила меня отвезти ее на место происшествия. Мы с ней поехали. И она нашла улику! Да-да, не смотрите на меня так… Настоящую улику, указывающую на человека, которого я меньше всего подозревал. Я совершенно случайно заметил, как она подобрала ее с пола и сунула в карман.
– Что, что подобрала? И кто? – Я, помнится, даже схватил его за руку.
– Говорю же – улику. Так вот. Мы уже поехали обратно, домой, и я все ждал, что вот сейчас мне эту самую улику покажут, понимаете? Покажут и отдадут, но не тут-то было. Человек, с которым я ездил в Зосин дом, так мне ничего и не рассказал. И не показал, чем окончательно меня запутал.
– Дмитрий Павлович… Не томите. Кого вы подозреваете? Кто арестован?
– Катя Мертвая.
– Что? – Я даже отшатнулся от него, подумав, что он шутит. – Это у вас профессиональное?
– Что именно?
– Черствость, цинизм, жестокость, черный юмор… Я вот лично не вижу повода для шуток.
– А я и не шучу. Нора Кобленц, наша гостья из Венгрии, уговорила меня отправиться вместе с ней в Панкратово. Все твердила, что хочет сама поискать улики. Что чувствует себя обязанной сделать хоть что-то для Эммы, что это из-за нее Эмма погибла, ну и все такое…
– И что? Вы согласились?
– Ладно, Борис, садитесь в мою машину, поедем в Панкратово. А по дороге я вам все расскажу. Не для того, конечно, едем, чтобы вы там что-то искали, а чтобы вы положили цветы… еще я просто по-человечески вас понимаю – вам страшновато ведь ехать туда одному, я прав?
– Да… Стыдно признаваться, но это так.
В машине мы продолжили говорить о Кате.
– Обломок сережки… – возмущался я, когда он рассказал мне о найденной улике. – И сережка Кати оказалась сломана, там не хватало лепестка, так? Удивительно!
– Получается, что она, Катя, там была, понимаешь? – Азаров незаметно перешел на «ты».
– Но ты сам-то веришь, что она могла убить свою лучшую подругу? Да еще таким зверским способом? Да Катя – прекрасный человек!
