Я понимаю, что предаю сейчас свою сестру, что рассказываю о ней то, что, быть может, не стоит рассказывать. Но я хочу, чтобы вы поняли – с ней разговаривать бесполезно. Просто потратите время.
Я слушал ее и понимал, что только любовь к сестре двигала Зоей, когда она рассказывала об Ире. И что, говоря так о ней, она словно пыталась защитить ее от меня, поскольку моя беседа с Ирой будет для девушки болезненной, она станет переживать за Вадима, в чувствах к которому запуталась. А может и сорваться, вернуться к нему, чего больше всего боялась, как я понял, Зоя.
Но у меня на Вадима ничего не было. Никаких улик. На самом деле, какой ему смысл убивать Китаеву? Мало того что он остался ни с чем, так еще и тюрьма? Я же виделся с ним, разговаривал, с таким, как он, в тюрьме церемониться не станут, он там погибнет в первый же месяц, если не через несколько дней.
– Не мое это, конечно, дело, но железный мотив теперь есть у того, кто унаследовал «китаевское» богатство, – заметила Зоя. – Не так ли?
Я попросил ее пригласить Иру. Нам принесли кофе в маленькую комнату, за ординаторской. Два низких дивана, веселые зеленые занавески на окнах, на стеллажах учебники по медицине, чашки, коробки шоколадных конфет, сувениры.
Ира была очень похожа на свою сестру, только значительно моложе. Однако под аккуратно наложенным макияжем просвечивало лицо уставшей и разочаровавшейся во всем взрослой женщины. Кажется, в мире не существовало ничего, чего бы она не видела или не пережила. Однако нашла в себе силы подняться, отряхнуться и начать новую жизнь. Безусловно, такой психологический портрет мне не удался бы без помощи Зои.
Гладко зачесанные волосы открывали высокий лоб. Тонкие брови, губы чуть тронуты бледно-розовой помадой. На Ире были белые брючки и такой же халатик с кармашком, в котором виднелась красная ручка.
Я представился, сказал, что хотел бы поговорить с ней о Вадиме Караваеве.
– Да, я все понимаю… – сказала она, тихонько так, судорожно вздыхая. – Вы ищете убийцу Эммы Китаевой. И подозреваете всех и каждого.
Скажу так: я понятия не имею, какие отношения связывали Эмму Китаеву с дедом Вадима, но отношения эти были чистые, если так можно выразиться. Конечно, я могу и ошибаться, и Китаева могла его, скажем, загипнотизировать, но что-то подсказывает мне, что она была хорошим человеком. Караваев-старший не мог бы обмануться в ней, просто не мог. К тому же у них на самом деле были какие-то свои дела, я имею в виду, литературные. Они втроем – Караваев, Качелин и Китаева – часто сидели в гостиной и о чем-то оживленно беседовали. Чем, кстати говоря, сильно дразнили Вадима. Если бы знать, что все так сложится, уж я бы подслушала, честное слово…
– Можете что-то вспомнить?
– Лично я слышала что-то о переводчике по фамилии Хазиров или Хазыров. Кажется, ему звонили, но никак не могли застать на месте, он куда-то уезжал, что ли… Вот поэтому-то я и решила, что они занимались литературными делами. Даже промелькнула мысль, что Китаева собирается проспонсировать какое-то издание, возможно, перевод книги или что-нибудь в этом духе. Разве могла я тогда предположить, чем закончатся эти литературные посиделки?
– Эмма Китаева строила пансионат для людей искусства, для тех, кто уже не может позаботиться о себе… – сказал я, наблюдая за реакцией Иры. – И все деньги были потрачены на это благое дело. Можете быть уверены, что и большая часть собственных средств Китаевой также пошла на строительство усадьбы в Сухово…
Ира медленно подняла голову и посмотрела на меня удивленным взглядом:
– Вы это серьезно?
– Прошу вас не говорить никому об этом, поскольку работы еще не завершены, и теперь всеми этими делами занимается ее близкая подруга… Я же рассказал вам об этом, чтобы вы не думали дурно об Эмме Китаевой. Поверьте мне, это была весьма достойная особа, добрейшей души человек. По образованию журналист, она тем не менее занялась бизнесом… Ну, жизнь так сложилась, понимаете? Тем не менее ей удавалось совмещать свою работу в кафе с журналистской деятельностью. И было бы грустно узнать, что ее кровь – на руках вашего приятеля Вадима…
– Я уже разговаривала с сестрой, но и вам скажу… Даже если предположить, что Вадим хотел ее убить, то, поверьте, он сделал бы это чужими руками. Только доказать это будет невозможно. Он варится в очень пестром человеческом котле, где люди в угаре не помнят, кто они, где и когда… Алкоголь, наркотики там соседствуют с талантом и даже с гениальностью. Вадим дружит с художниками, артистами, поэтами, киношниками… И если ему понадобится алиби, то, будьте уверены, он его раздобудет. Десятки людей в Москве подтвердят самое невероятное алиби. Скажут, что он охотился с ними на леопардов, и даже билеты сделают на его имя…
– А чем же он, Вадим, так интересен?
– Во-первых, он очень красив, во-вторых, он прекрасный компаньон и друг, и, в-третьих, с ним всем легко… Он как украшение любой компании, как талисман. Вот такая у него профессия.
– Ира, скажите, ваш красивый талисман способен в принципе на убийство?
– Да он и есть убийца, – сказала, глядя мне прямо в глаза, не мигая, Ира. – Он деда своего убил. Ускорил его смерть, заменив таблетки. Так ему хотелось поскорее заполучить себе квартиру, деньги деда… Перешагнул черту, преступил, понимаете, стал преступником, а дед оставь все Китаевой…
– Ира! Вы это серьезно?
– В суде не скажу, не смогу, слишком уж мы тесно были связаны, я имею в виду эмоционально, я же любила его… Но… Если деда убить смог, то Китаеву – и подавно… И мне жаль, поверьте, что у вас на него ничего нет… Если он что и сделал, то только чужими руками… Поэтому никакого его присутствия в той деревне не найдете…
– Про смерть деда вы можете подробно рассказать все, что знаете?
– Нет. Я и так слишком много сказала.
Она замолчала, и я понял, что она больше ни слова не скажет о Вадиме, против Вадима. И этот свой порыв она совершила вполне осмысленно и с единственной целью – возненавидеть того, кого она еще не так давно любила. Сильно любила. Иногда взгляд человека, его движения, просто поворот головы или определенные интонации голоса рассказывают о нем гораздо больше, чем факты биографии, хроника и мотивы поступков. Вот и тогда, глядя на Иру, на ее печальные глаза и поджатые губы, я понял, с каким трудом она вырывает из сердца Вадима – с кровью, с мясом. И помогает ей в этом самый близкий ей человек – сестра.
– Вы помогли мне, – сказал я ей, поднимаясь. – Спасибо.
– За что спасибо? Я же сказала, что вы не можете рассчитывать на меня в суде…
– Я понял.
Говоря это, я испытал неприятное чувство неудовлетворенности от своей работы, не приносящей мне пока что никаких результатов. Вадим, может, и убил своего деда, да только теперь вряд ли это докажешь. Хотя этим фактом можно было бы напугать Вадима. Блеф – не самый плохой способ добиться правды от таких слабаков, каким я считал Вадима.
