— Слушай, Захар…
— Яковлевич, — быстро вставил Гинденблат.
— Захар Яковлевич, — послушно выговорил начальник. — Поделись, как ты с ними управился?
В конторе, кроме них, никого не было: молодых гопников увез вызванный Владимиром Ильичем наряд милиции.
Гинденблат посмотрел по сторонам, глянул в окно и сказал равнодушно:
— А чего? Против лома нет приема…
— То есть? — не понял Владимир Ильич. — Ты что — с ломом на них?..
— Зачем с ломом? Нам лом пока, слава Богу, без надобности, — ответил Захар и вытащил из-за пояса пистолет «ТТ».
Карпов слушал историю невероятного Захара и думал: вот сидит перед ним живой материал для нового романа.
— Ты чего, заснул там, молодой? — Гинденблат хлопнул Карпова по плечу.
— Нет… Я слушаю.
— Слушаю… Я говорю — собирайтесь! Завтра приходите… Я парням позвоню. Здесь встретимся, побазарим. А насчет оружия… Подумаем, Николаич. Смутил ты меня, смутил. Дело тонкое. Я по своим каналам пробью, что за люди на тебя наезжают… Стоит ли тебе в это дело лезть?
— Так выхода нет, Захар, — сказал Максимов. — Нас уже пасут! Тут лезь или не лезь, а уже, считай, влезли. Поздно, как говорится, пить боржоми, когда почка отвалилась…
— Не, Николаич. Выход всегда есть. Можете свалить, к примеру, из города…
— Ну и что? — вступил в разговор Карпов. — Не найдут, что ли? И потом я, к примеру, не хочу никуда валить…
— Вот это верно! — кивнул Гинденблат. — Я тоже уже сто раз мог уехать. А нравится мне тут… Нравится! Потому и не уезжаю… Короче, так, мужики: сейчас ничего по делу сказать не могу. Разузнаем, поглядим, что с вами можно сделать. Но учти, Николаич, это все денег стоит.
— Да есть деньги, не волнуйся… Хватит денег.
— Зачем так сразу говоришь? Ведь не знаешь, сколько ребята запросят.
— Разберемся. Говорю — есть, значит — есть.
— Ну, ладно, мое дело — предупредить. За оружие, конечно, я отдельно возьму, а с ребятами сам договоришься… Все, голуби, разлетелись. Завтра, в это же время, здесь же.
Только выйдя на улицу, Карпов понял, насколько пьян.
— Э-э… Николаич… А как мы поедем?
— Поедем. Не волнуйся… Чего это тебя так растащило?
— А чего ж не растащиться-то? — Карпов громко рассмеялся. — Слушай, Николаич, давай еще возьмем? Але привезем…
Николай Николаевич тоже был уже, так сказать, на хорошем взводе. И, обдумав предложение приятеля, кивнул:
— Возьмем! Пить так пить. А то, знаешь, Толя, не люблю я этак — «по рюмочке, по маленькой»… Только Аля-то нас за алкашей не будет держать?
— Не тушуйся, Николаич, прорвемся! Она тоже выпить не дура.
— Да. Это я заметил. Ну что же…
Когда они приехали к месту назначения, поднялись к нужной квартире и позвонили в дверь, Максимов состроил Карпову страшную гримасу: держись, мол, не показывай сразу виду, что мы нажратые!
— Ой, мужчины наши пришли! — Аля стояла на пороге и широко улыбалась. — Да вы, кажется, погуляли?
— Погуляли, это точно, — кивнул Максимов, входя в прихожую. — И если ты, Алечка, не против, то, может быть, продолжим? Немножечко… Посидим, как вчера… Мы тут взяли кое-что…
— Обязательно, обязательно! — закричала Аля. — Тем более что у меня для вас такой сюрприз! Такой сюрприз…
— Какой сюрприз? — покачиваясь на пороге спросил Карпов. — Что за сюрприз?
— Вы пройдите. Пройдите в комнату-то…
Мужчины, не снимая ботинок, проследовали за хозяйкой в гостиную. На диванчике у окна сидела черноволосая, коротко стриженная молодая женщина. Карпов прищурился, шагнул вперед и поклонился.
— Анатолий Карпов, Советский Союз! Вы нам составите компанию по выпиванию легких спиртных напитков?
— Толя! Коля! Это же Наташа Белкина! Та, к которой вы меня отправили! Вы что — забыли все?!
— Нет, как можно-с! — отрапортовал Карпов. — Только Белкина… Белкина…
— Господи, Боже ты мой! Наташа Белкина, из больницы… Та, которую грузовик сбил!
— Ах, Белкина! Это та, что от Маликова!
Максимов отстранил плечом своего забывчивого товарища, подошел к женщине вплотную и внимательно посмотрел ей прямо в глаза.
— Вы — Наташа Белкина?
— Да…
— А как же вам удалось… Из больницы?..
— Это все Аля…
— Я вам сейчас все расскажу! — перехватила инициативу Аля. — Натуленька, деточка, помоги на стол собрать… Сейчас, сейчас, мужчины! Все вам расскажем, все расскажем… И вместе подумаем, что делать дальше. Раз уж я связалась с вами, придется вам помогать до конца… Сами-то вы — посмотрите на себя! Наташа! Ты только посмотри! Они утром поехали по делам! И что? Оба — в лоскуты! Эх, мужчины, мужчины… Куда вы без нас?!
— Без вас мы — никуда, — солидно ответил Карпов, пытаясь стащить с себя куртку. — Никуда… Но мы тоже кое-что предприняли.
— Я вижу, вижу, что вы предприняли. Молодцы, нечего сказать!.. Ладно, вываливайте все на стол, что вы там привезли и поужинаем. А то на голодный желудок решения принимать нехорошо, это я точно знаю.
Кульков
Кульков очень любил сниматься. Еще большее удовольствие он получал, лицезрея себя на экране телевизора. Но вот подготовительный процесс…
Ему, в целом, была приятна вся эта суета: гримеры, обмахивающие его широкое, «русское» (он очень гордился своим лицом — большим, круглым, с обманчиво-простецким выражением) лицо толстой кисточкой, сметая лишние частицы пудры; длинноногие девчонки, берущие его за руку и ведущие в специальную комнату, где для него уже был накрыт столик (все, как он любил — бутербродики с икрой, минеральная водичка, фрукты и коньячок; чашечка горячего кофе — непременно!). Однако Саня Громов, занимавший в сложной, самому Кулькову до сих не до конца понятной партийной структуре (которую он, несмотря на это непонимание, возглавлял) должность имиджмейкера, всячески уговаривал Александра Александровича изменить свои гастрономические пристрастия или хотя бы не демонстрировать их на людях.
— Вы бы еще, Сан Саныч, копченую колбасу наворачивали! — говорил он. — Икра — это пошлость, плебейство… Поедая в таких количествах икру, вы, с одной стороны, раздражаете ваш любимый пролетариат, для которого эта икра — как красная тряпка. С другой — люди понимающие скажут, что Кульков — человек голодный, из низов, и, выходит, купить его можно за хорошую жратву и за недорогой «форд» с легкостью… Выберите наконец что-нибудь более изысканное!
Кульков кивал. Но, несмотря на все увещевания имиджмейкера, продолжал давать команды своим секретарям по поводу икры, коньяка и — в особо демократичных случаях — водочки.
