— Слабая вода… Ой, хвостом не могу пошевелить, ой, носа не могу поднять! Скорее, дайте мне сильной водицы! Вон же она… — и указал хвостом.
Ваня схватил змееныша и сунул в соседний чан: Шеша напился — и, выскочив из чана, прыгнул на Ваню и опрокинул наземь — мальчику показалось, что его сбила машина. Вот это вода! Все бросились к чану с сильнеющей водой… Но тут очнувшаяся Златыгорка крикнула сверху:
— Скорее поменяйте чаны местами, вижу — летит мой страж!
Ваня со Стешей подхватили чан со слабой водой и отнесли его на правую сторону. А Березай попытался поднять чан с сильной — и хоть воды оставалось на донышке, не сумел даже с места стронуть тяжкий сосуд, но, наклонившись и сделав всего один глоток, поднял и отволок куда надо.
И тут из‑за горы, со стороны заката, налетел трехголовый Змей, на головах‑то золотые шлемы с забралами, так и сверкают в косых лучах, так и горят, а шкура отливает красным. Уж не сторож ли это Ванин нацепил головные уборы? Но где тогда его длинномерное копье? Ваня принюхался: чем пахнет? Но Стешин запашок всё перебивал: несмотря на два ведра воды, вылитые на девочку, несло от нее могилой — и всё тут!..
А Степанида Дымова уставилась на рыцарские шлемы — похожий был на голове ракшаса, у Смеяна… Правда, у этого Змея шлемы были на всех трех головах…
Обрушился Змей на плато, пробуровив в песке колею, и закрыл своим телом подходы к столбу, а значит, и к чанам с водой. «Эх, не успели они со Стешей глотнуть сильной водицы!» — пожалел Ваня. А Шлемоносец сквозь щели в забралах уставился на компанию, собравшуюся на Златой горе, и прогудел:
— Фу–фу–фу! До сих пор таких вонючих тут сроду не бывало! Кто такие? Дело пытаете? Али от дела лытаете?
Змееныш, наглотавшийся сильной воды и осмелевший, тоже решил сделать летучему Змею внушение, выглядывая из‑за Ваниного сапога, Шеша (у него и голос изменился!) прохрипел:
— Тебя поставили — дак стой на часах, а ты где‑то валандаешься, сам от дела‑то лытаешь… Кто только тебя сторожем поставил?! Вон ползучих‑то безработных сколько — любой бы за такую работу ухватился! Взять хоть мою маму!..
Шлемоносец, остолбеневший от такой наглости, пришел наконец в себя: подцепил Шешу кинжальным когтем (все когти оказались черными — и Стеша вздохнула: нет, не то, она ошиблась) и сунул в чан… со слабой водой! Ух, змей — значит, он видел, как они подменили чаны! И, небось, он столько выдул оказавшейся в его распоряжении сильной воды, что поднять Шешу, — хоть и были в змееныше десятки лошадиных сил, — не составило для трехголового труда.
Когда же обессиленный Шеша свернулся на дне чана кольцом, Змей заорал:
— Пришли воры! Хозяев украли! А дом в окошки ушел!
Ваня, услыхав про воров, вздрогнул — совесть его была не чиста: ведь сколько всего он утащил из синего шара, пользуясь своей безнаказанностью и успокаивая себя тем, что находится в безвыходной ситуации!.. Но потом с облегчением понял: никто его не собирается обвинять, это всего–навсего новая загадка!.. Но прежде чем думать над ней, Ваня подскочил к чану и во второй раз вытащил змееныша наружу. Повис Шеша веревкой на плечах мальчика. Шлемоносец, не помешавший Ване спасти медноцветного, стал спрашивать у змееныша:
— Что ж ты замолчал, ползучий? Али всю храбрость на дне оставил — вместе с силушкой?
А бедный Шеша утиный нос поднял — пискнул что‑то в ответ — и опять голову свесил, мальчик на всякий случай обмотал его петлей вокруг шеи, чтоб не потерять. Но надо было отгадывать загадку. Поглядывая на Златыгорку в вышине, вновь потерявшую сознание, а также на солнце за ее спиной, неумолимо клонившееся к закату, мальчик понимал: надо поспешать! Но, как назло, в голову ничего не лезло. Ваня наморщил лоб — и кивнул десантнице, дескать, думай, думай, Степанида Дымова!
А Стеша, глядя на то, как Ваня вытаскивает змееныша из воды, вспомнила почему‑то о рыбалке на острове. Как уху варила, Змеяна рыбкой кормила… Рыба… Ее дом — вода! Она удочкой ловила рыбу, а если ловить сетями… Тогда вода в дырки… то есть в окошки, уйдет!
Девочка закричала:
— Я знаю, знаю! Воры — рыбаки! Хозяева — рыбы! А дом — вода в неводе! Отпускай Златыгорку!!!
Но Змей, качая золотоносными головами, молвил, дескать, у меня три головы, и загадки будет тоже три… Что ж, против силы не попрешь — и девочка с мальчиком вынуждены были согласиться на эти условия. Только скорей бы загадывал трехголовый! И Шлемоносец не стал медлить, одна из голов провещала новую загадку:
— Матушкина сундука не поднять, сестрина столечника не скатать, братнина коня не поймать!
Березай, услышав про коня, принялся, как заведенный, бормотать:
— Клышегол! Где мой Клышегол? Где мой конечек?
Ваня, отмахиваясь от лешачонка, который мешал думать, стал соображать: сундук — непонятно, столечник — значит, скатерть… Белая скатерть! Теперь ясно, какая это скатерть! Ваня пошептался со Стешей — и та предположила, что может означать «сундук», мальчик согласился… Он сунулся было к Переплуту, но тот делал вид, что загадки его не касаются — и позевывал… Конечно, по болыному‑то счету — он не отгадчик, а совсем наоборот… Лешак же по–прежнему бормотал: «Мой Клышегол, как ветел, его никто не догонит!» Ваня в досаде глянул на Березая — толку от него нет, так хоть бы не мешал! И вдруг уловил смысл последней фразы — теперь всё стало на свои места! Ай да лешачонок! И заорал: «Мы знаем, знаем разгадку!» Вместе с девочкой они дали ответ.
— Земля! — крикнула Стеша, и ей почудилось, что где‑то кто‑то сказал: «Остров — тоже земля». Девочка вздрогнула и уставилась на Шлемоносца: но непонятно было — он ли это произнес, а всё эти забрала!
— Снег, покрывший землю, и ветер! - докончил Ваня, в нетерпении поглядывая на солнце, — уже последние лучи его золотили подвешенную на цепях крылатую девушку. Жива ли она там?! — Давайте же третью загадку!
Трехголовый, усмехаясь, промолвил:
— Без крыльев летит, без кореньев растет!
Так–так–так… И снег, и дождь может лететь без крыльев, и туча, и облако… Туча и расти может… Вдруг Переплут задрал голову к небу и завыл. Только этого не хватало! На кого это он? Или просто на луну воет? Да, солнце еще не успело закатиться, а на востоке уже проявился бледный месяц… Что — месяц?! Ваня не успел дать ответ, как десантница, тоже заметившая молодик, заорала:
— Месяц! Месяц, месяц! Летит без крыльев и растет — в луну потом вырастет!
И как раз солнце зашло, только румяные облака заполонили полнеба. Ребята кинулись к Змею, тыча пальцами в крылатую девушку, дескать, освобождайте уж ее скорей — во рту так пересохло, что слова в глотке застревали. Но не успел Шлемоносец ничего ответить…
Из обрыва вдруг показалась голова: волосы щетиной, лоб скошенный, шары–те, как у кабана, усы свесились на грудь… Нет, до колен висят усищи — и вот уж весь велетень выбрался на плато.
