В предпоследний день отдыха Свиягина отыскал приятель. Тот был в Германии, уже заканчивал свои дела и теперь, как финал коммерческой поездки, устраивал прием для немецких партнеров.
– Послушай, бери спутницу, и приезжайте к нам. Форма одежды парадная: для дам – платья в пол, а ты не забудь смокинг.
Владимир обрадовался – вот такой романтично-торжественной нотки очень не хватало в их путешествии. Ясно, что ни платья в пол, ни смокинга в чемоданах у них не было, а потому целый день они ходили по лучшим магазинам Мюнхена. И если Свиягин был экипирован уже через сорок минут, то с Верой дело обстояло гораздо сложнее. Чересчур открытое платье покупать она отказывалась, расшитые всякими побрякушками забраковала сразу. Шуршащие, блестящие, стоящие колом попросила не предлагать. Свиягин, растерянный, оглядывал уже третий магазин и понимал, что шансов попасть на торжество у них все меньше и меньше. Выйдя из последнего магазина на Фридрихштрассе, они свернули в переулок, и перед глазами появилась вывеска: «Илона Шталь. Платья».
– Ну-ка, давай зайдем! – Вера потянула Свиягина за рукав…
…Когда они оказались в гудевшем зале, не нашлось человека, который не задержал бы на них взгляд. Дело, конечно, было в Вере. В ателье у старой мюнхенской портнихи Илоны Шталь она выбрала узкое, простого кроя платье из муслина. Платье лилось, словно густой шоколад. Серые глаза Вера подвела коричневыми «стрелками» и темными, в тон, тенями. На шее и на запястье у нее были объемные золотые обручи: ожерелье и браслет. Пепельные волосы Вера стянула в тугой пучок и заколола длинной шпилькой с золотым шариком на конце. Серые глаза от сочетания с коричневым стали совсем прозрачными. Приятель Свиягина не мог сдержать одобряющей гримасы, а его компаньоны, удивленные отличным английским гостьи и простой, но уверенной манерой держаться, не отходили ни на шаг от обоих, наперебой расспрашивая о Москве и предлагая посетить различные мероприятия светского Мюнхена. Когда они танцевали, Владимир, обнимая Веру, ловил себя на мысли, что в его руках сокровище, которое он никогда еще не держал в руках и вряд ли когда-нибудь будет обладать чем-либо подобным.
– Ты изумительно выглядишь. Почему в Москве ты отказывалась ходить на светские мероприятия? Ведь нас приглашали.
– Это тебя приглашали… А обо мне никто из твоих друзей, по-моему, и не знает.
– Там бы и познакомились. Нет, в Москве ты совсем другая…
– Какая?
Вера послушно следовала в танце за Свиягиным.
– Ты очень непредсказуемая и… злая, что ли…
Свиягин испугался своих слов и заторопился с пояснениями:
– Ну, не то чтобы злая, а просто такая настороженная, иногда холодная.
Окончательно запутавшись и испугавшись, что обидел Веру, он замолчал.
– Не переживай, ты почти все правильно сказал. Но у меня такой характер…
– Да-да, и он мне нравится…
Свиягин украдкой поцеловал Веру в шею.
Музыка закончила играть, они подошли к новым знакомым попрощаться. «Господи, где ты нашел ее? Довоенный товар, теперь такого не делают», – с нескрываемой завистью прошептал приятель на ухо Владимиру.
Из поездки Свиягин вернулся непререкаемо влюбленным.
Еще через некоторое время он понял, что не влюбился, а любит. И чувство это было такой силы, что Владимир, отвечая на вопрос друга, где он пропадает, неожиданно для себя заявил, что собирается жениться. Никакие расспросы не заставили его сказать что-нибудь еще. А в голове мысль о женитьбе на Вере засела прочно и не отпускала уже ни на минуту. «Да, я старше, но ненамного. Обеспечить семью могу, даже если брошу работать прямо сейчас. Дети? Детей хочу. Сына. Моей Соне пятнадцать лет, но я ее не вижу и не увижу еще черт-те сколько. Из Америки она не приедет – мать ее не любит отпускать. У меня есть все, нет только жены и ребенка. Так путь будет и это. А Веру я люблю. Она, правда, немного холодна и сурова, так это такой характер. И, пожалуй, мне он больше нравится, чем слюнявый лепет ”девчушек”». Прошлое? Как-то Владимир решил ей рассказать о себе. Ему очень хотелось, чтобы не было ничего такого, что бы когда-либо оттолкнуло Веру от него. «Пусть знает все! Она заслужила правду. И вообще, тайны – это не для семьи. А Вера умная и справедливая – она все правильно поймет». И, улучив момент, Владимир произнес:
– Ты не хочешь обо мне узнать больше, чем знаешь теперь?
– Нет! – Ответ был короток и не предполагал какого-либо продолжения беседы.
Свиягин внимательно посмотрел на Веру. Она улыбалась.
«О моем прошлом не спрашивает, о своем – молчит. Видимо, не очень счастливое, так имеет ли смысл о нем воспоминать? Да, Вера не москвичка, но для меня-то, с моими квартирами, какая разница? Ну, ладно, «кинет» она меня, одной квартирой будет меньше. Да и черт с ней». – Свиягин язвительно ухмыльнулся. В его жизни была история любви, которую он старался не вспоминать. Не потому, что уж очень сильно оказался обижен или ранен в душе, просто та история напоминала ему о собственной самонадеянности и почти глупости. О тех качествах, присутствие у себя которых мужчины отрицают начисто. Случился этот роман, когда Владимир был уже женат. Очень переживала тогда дочь Соня, которая оказалась достаточно умненькой, чтобы понять серьезность размолвки между отцом и матерью. Может, еще и поэтому Жанну, виновницу той истории, Свиягин вспоминал, всегда морщась. Она работала в салоне красоты, куда периодически ходил Владимир. Салон был аккурат напротив его офиса, девчонки там работали веселые, симпатичные. Неоднократно небольшой компанией Свиягин, два его приятеля и пара хохотушек выезжали куда-нибудь хорошо провести время. Незначительные подарочки, бумажечка в сто долларов делали эти отношения легкими и необременительными. Однажды Свиягин зашел подстричься. Но его мастера не было, вместо знакомой девушки за креслом стояла жгучая брюнетка с резкими чертами красивого, немного восточного, лица.
– Если стричься – усаживайтесь, я скоро заканчиваю.
Вместо ласкового и веселого тона, столь привычного здесь, он услышал резкое замечание о своей прическе, ногтях, а в довершение брюнетка, указав, на рубашку Владимира, добавила:
– Нельзя ездить на ТАКОМ «Мерседесе» и носить ТАКИЕ рубашки. Куда ваша жена смотрит?!
Резким движением она сняла с него накидку, отряхнула состриженные волосы и скомандовала:
– Две тысячи в кассу.
Не дожидаясь от него чаевых, девушка быстро переобула туфли, встряхнула черной гривой и вышла из парикмахерской. В окно Свиягин видел, как брюнетка села в старый чистенький «фордик» и быстро выехала из двора.
– Кто такая?!
Свиягин опешил от количества замечаний, резкости и вообще от поведения, так не свойственного девушкам, которые имеют дело с небедной клиентурой. На всякий случай почти каждая из них была ласкова и предупредительна, поскольку мечтала если не о муже, так о друге-покровителе.
– Это Жанна, – скорчили гримасы коллеги по цеху.
