— Где мы, Тэль? — спросил Виктор. Вопроса, где их странные
преследователи, даже не возникло. Он просто чувствовал, что поблизости их нет.
— Дома. У меня дома, — Тэль провела ладошкой по лицу, стирая
остатки крови. Ран не было.
— У тебя дома? — Виктор произнес эти слова медленно, по
слогам. Только так и можно было заполнить звенящую пустоту, оккупировавшую
сознание. Он не мог ни о чем думать. Не верил. Не мог поверить.
— Ну да. Ты обещал проводить меня домой.
— И… и где он, твой дом? В Серебряном Бору?
— Нет, — Тэль зябко обхватила руками тонкие плечики. —
Гораздо дальше.
— Ага. Параллельные миры, — Виктор попытался ехидно усмехнуться,
правда, получалось это у него не слишком.
— Называй как хочешь. — Тэль безуспешно попыталась убрать с
лица пропитанную грязью прядь. — Пойдем, тут неподалеку озерцо. Вымоемся.
— В такой холод?! — с ужасом произнес Виктор.
— Иначе замерзнем, — наставительно произнесла Тэль.
Холод с каждой минутой все крепче вцеплялся в их мокрую
одежду невидимыми когтями.
— Бежим! — Тэль потянула Виктора за руку. И они вновь
побежали.
Осенний лес многозвучен и мягок. Он обволакивает тебя, ты
погружаешься в него, растворяешься в нем, и вот — уже не идешь — летишь, не
чувствуя ног. С Виктором такое случалось нередко — даже в хилых и замусоренных
перелесках «ридной Подмосковщины». Здесь же лес с первого мгновения, с первого
вдоха вошел в него; все казалось странно знакомым, хотя многих деревьев Виктор
узнать не мог. Вот, скажем, это, корою — граб, а листьями — чистый клен. Или
вот — похожее на ольху, а длинные серебристо-золотые сережки на ветвях и вовсе
ни к селу ни к городу.
Лес был чужим… и не был. Они с Виктором встретились словно
два брата после очень, очень долгой разлуки.
Виктор и Тэль бежали по мягкому ковру палой листвы,
проскальзывая сквозь облетевшие кустарники, мимо давно павших лесных исполинов,
уступивших свет, воздух и землю молодым. Так бывает всегда, и нечего горевать
об этом. Смерть есть орудие Жизни — не более того.
«Пьян я, что ли? Или это от холода?» — мелькнуло у Виктора.
Сознание плыло. Гасло, растворяясь в тысячах лесных голосов, что со всех сторон
нашептывали ему свои песни. Слов он не понимал… пока откуда-то из небытия вдруг
не проступило лицо бабушки Веры. Да! Да, они вот так же бежали по ноябрьскому
облетевшему лесу, прозрачному и звонкому, уже готовому принять снежный саван —
после того, как Виктора слегка засыпало в каком-то овраге. Бабушка уронила туда
свой серебряный медальон — единственное, пожалуй, украшение, с которым не
расставалась. И он, со всей беззаботной детской готовностью помочь бабушке,
стал спускаться по скользкому склону…
Странно. Словно повторяется все. Только нарастает, выходит
на какой-то новый, более крутой виток спирали. Ведь и бабушка первым делом
потащила его отмываться, и он, повизгивая от холода и восторга — мама никогда
бы такого не позволила! — плескался в ледяной воде. А бабушка разводила на
берегу костер — там, к счастью, оказалась целая гора валежника…
— Виктор, почему ты не стал с ними драться? — спросила на
бегу Тэль. — Почему решил убежать?
— Бой без шансов на победу — удел дураков, — ответил Виктор.
Никогда в нем не было тяги к таким вот красивостям, но в сказочном осеннем лесу
слова показались уместными.
Тэль кивнула. С осуждением? С одобрением? Или просто —
констатируя факт?
— Сейчас будет озеро, — сообщила она.
И как она здесь ориентируется? Действительно, местная.
Озеро исправно показалось, блеснуло серой сталью воды.
— Прыгай! — Тэль рванулась, словно и не отмерили они только
что без малого километр. — Прыгай сразу, а то духу не хватит!
И, подавая пример, с разбегу влетела в озеро.
Впрочем, нет, не влетела — слилась с ним, без всплеска и
брызг уйдя под воду с головой. А вот Виктор плюхнулся, словно бегемот.
Ледяная вода, казалось, жжет больнее настоящего пламени.
«Сердце остановится, дуралей!» — запоздало подумал Виктор.
Но сердце и не подумало останавливаться.
Тэль неожиданно оказалась рядом — требовательный взгляд
впился ему в лицо. Неожиданно Виктор понял, что не чувствует холода. И воды
вокруг себя тоже. Словно он стал частью этого ледяного озерца — а потом вода и
вовсе исчезла, обратившись в серую туманную дымку, и солнце неожиданно
оказалось рядом. Далеко внизу раскинулась земля — яркая, зеленая, голубая и
коричневая.
…Сердце яростно гнало кровь по жилам. Могучие мышцы,
застоявшись, требовали боя. Тела своего он не видел — да и ни к чему оно было
ему сейчас. Там, внизу, вздымались башни города — они росли, близились, он
мчался к ним, зная, что его там ждут.
…Город был поражен страхом. Он, только что паривший в
поднебесье, гордо шествовал, незримый, по его улочкам, пустым, словно во время
мора. Он — Судия. Ему должно было судить здесь. И покарать, если надо.
…Потом он внезапно очутился во дворце. Точнее, он понял, что
узорчатые, покрытые мозаикой стены вокруг него есть стены дворца правителя.
Здесь люди уже были. Сгрудившись в дальнем углу, они избегали смотреть на него.
На него — кого? Он по-прежнему не знал. Тела своего он не видел, точно в
компьютерной игре-стрелялке. Вот только это была не игра, и они это знали, и он
знал. И в который раз, с удивлением и яростью, подумал — как смеют преступать
законы те, кто не в силах противиться его воле, кто не смеет поднять сейчас
взгляд…
…И когда, то ли в последней вспышке гордости, то ли в
приступе страха, тот, кто правил этим городом и этими людьми, все же посмотрел
на него — он улыбнулся. Улыбка его была смертью. Приговором и исполнением.
…Можно было сейчас развернуться и уйти. Им навсегда хватит
этого страха, этого мгновения — никогда больше они не посмеют пойти против его
воли. Или все же посмеют?
…Почему так холодно? Ведь вокруг огонь, горят стены резного
дерева, горят мягкие подушки, разбросанные по полу, горят те, кто посмел
преступить его волю. Почему же так холодно…
…Тэль неведомо как дотащила его до берега. Очевидно, он
потерял сознание. Переохлаждение. И откуда у нее силенки? Виктор слабо
пошевелился, приподнимаясь на локтях. Все вокруг казалось неправильным,
нереальным, и он не сразу понял, в чем дело. Изменился масштаб. В бредовом сне
он был великаном — или окружали его лилипуты.
На берегу горел костер. Как Тэль разожгла огонь? Мокрая, ни
единой нитки сухой, не говоря уж о зажигалке или спичках.
Только теперь Виктор понял, что почти раздет. Джинсы,
рубашка, и все прочее исходили паром над огнем. Слава Богу, хоть трусы остались
на нем, сумасшедшая девчонка была начисто лишена комплексов.
