Развитие современных романских языков из латыни показывает, как из общего языка-предка появляются группы родственных языков. Даже если бы до наших дней не дошло никаких латинских текстов, мы все же смогли бы в большой степени реконструировать протоязык — латынь — путем сравнения характеристик ныне сохранившихся языков, которые произошли от него. Таким же образом можно реконструировать родословное древо всех ветвей индоевропейских языков, опираясь отчасти на древние тексты, а отчасти на логические рассуждения. Значит, эволюция языка происходит путем передачи признаков и распадения на разные части — совсем как в случае биологической эволюции, описанной Дарвином. И в языках, и в особенностях скелетов современных англичан и австралийцев, — а распадение этих групп началось с колонизации Австралии в 1788 году, — сходства гораздо больше, чем у любого из них с китайским, от которого они отделились десятки тысячелетий назад. За достаточный период времени языки в любой части света будут становиться все более отличными друг от друга, и сдерживать этот процесс станут только контакты между близко живущими народами. Примером того, что может получиться в результате, служит Новая Гвинея, которая до европейской колонизации никогда не достигала политического единства, а в настоящее время на ее территории, по площади равной Техасу, говорят почти на тысяче языков, носители которых не могут понять друг друга, — в том числе и на десятках языков, не состоящих в родстве ни друг с другом, ни с какими-либо еще языками мира. Таким образом, всякий раз, когда мы обнаруживаем, что на обширной территории говорят на одном и том же языке или на родственных языках, можно утверждать, что в недавний период произошел перезапуск процесса эволюции языка. Иными словами, один язык, скорее всего, распространился недавно, уничтожил остальные языки, а затем в нем самом начался процесс дифференциации. Именно этим объясняется близкое сходство среди языков банту в Южной Африке и среди австронезийских языков Юго-Восточной Азии и тихоокеанского региона.
И снова примером, для которого легче всего найти документальные подтверждения, оказываются романские языки. В 500 году до н. э. на латыни говорили в Риме и его ближайших окрестностях, и это был лишь один из многих языков, на которых говорили в Италии. Экспансия латиноговорящих римлян искоренила прочие языки Италии, а затем уничтожила целые языковые ветви в других регионах Европы, например, континентальные кельтские языки. Эти ветви-сестры были в такой степени вытеснены латинским, что до наших дней от них сохранились лишь отдельные слова, названия и надписи. В результате произошедшей затем экспансии испанцев и португальцев, начавшейся после 1492 года, язык, на котором первоначально говорили несколько сотен тысяч римлян, растоптал на своем пути сотни других языков, и теперь на произошедших от него романских языках в мире говорит полмиллиарда человек.
Если индоевропейская языковая семья в целом стала всесокрушающей махиной, то мы можем ожидать, что в разных местах обнаружатся обломки, оставшиеся от этого разрушительного движения, то есть сохранившиеся более древние неиндоевропейские языки. Единственным сохранившимся осколком прошлого в Западной Европе является баскский язык, на котором говорят в Испании; его родство с каким-либо иным языком в мире подтвердить не удалось. (Остальные неиндоевропейские языки современной Европы — венгерский, финский, эстонский и, возможно, саамский — пришли в Европу с востока в сравнительно недавнюю эпоху). Тем не менее в доримский период в Европе говорили на многих языках, которые сохранившиеся слова или надписи позволяют отнести к неиндоевропейским. Из всех этих исчезнувших языков наибольшими сведениями мы располагаем о загадочном языке этрусков, на котором говорили на северо-западе Италии, и от которого остался лишь текст длиной в 281 строку, написанный на свитке ткани, точнее, на погребальном саване одной из египетских мумий. Все эти исчезнувшие неиндоевропейские языки составляют часть обломков, оставленных индоевропейской экспансией. Еще большее число лингвистических обломков внесено в сами сохранившиеся индоевропейские языки. Чтобы понять, как лингвисты выявляют эти обломки, представьте, что вы космический пришелец, только что прибывший издалека, получили три книги, все на английском языке, одна — написана англичанином, другая — американцем, а третья — австралийцем; и в каждой книге автор рассказывает о своей стране. Язык и большинство слов во всех трех книгах будут одинаковые. Но если сравнить американскую книгу с книгой об Англии, то в первой обнаружится много географических названий, явно чуждых основному языку книги, — например, Массачусетс, Виннепесоки и Миссисипи. В книге, написанной в Австралии, также окажется много географических названий, чуждых английскому языку и не похожих на американские, — например, Воонарра, Гоондивинди и Муррумбиджи. Вы сможете предположить, что английские иммигранты, прибыв в Америку и Австралию, встретили местных жителей, говоривших на иных языках, из которых поселенцы и заимствовали названия для местного рельефа и ландшафта и других реалий. Вы смогли бы даже сделать некоторые предположения по поводу слов и звуков этих неизвестных вам местных языков. В действительности, мы знаем о тех языках американских индейцев и австралийских аборигенов, из которых были заимствованы эти названия, и можем подтвердить правильность выводов, которые вы сделали на основе лишь одних заимствованных слов.
Лингвисты, изучавшие несколько индоевропейских языков, таким же образом обнаруживали слова, заимствованные из мертвых языков, явно не относившихся к индоевропейской языковой семье. Например, около шестой части греческих слов, происхождение которых удалось проследить, оказываются неиндоевропейскими. И эти слова — как раз те, какие мы и могли бы предполагать в качестве слов, заимствованных вторгшимся на чужую территорию греками у местного населения: географические названия, например, Коринф и Олимп, названия греческих культурных растений, таких как оливки и виноград, имена богов и героев, такие как Афина или Одиссей. Эти слова можно считать языковым наследием, оставленным доиндоевропейским населением Греции своим захватчикам, говорившим на древнегреческом.
Таким образом, по крайней мере четыре типа доказательств указывают на то, что индоевропейские языки в свое время прошли по миру торжествующей поступью. Среди этих доказательств — факт, что сохранившиеся индоевропейские языки имеют единое родословное древо; намного большее лингвистическое разнообразие в таких регионах, как Новая Гвинея, где в последнее время не происходило захватов больших территорий; существование неиндоевропейских языков в Европе до римских времен или еще дольше; неиндоевропейское наследие в нескольких индоевропейских языках.
Само существование индоевропейского языка подтверждается всеми этими доказательствами, но можем ли мы реконструировать какое-либо высказывание на этом языке? На первый взгляд мысль о том, что можно научиться писать на мертвом бесписьменном языке, кажется абсурдной. В действительности же лингвистам удалось в значительной степени реконструировать праязык путем изучения корней слов, общих в дочерних языках.
К примеру, если бы в каждом из современных языков индоевропейской языковой семьи слово, обозначающее овцу, было совершенно не таким, как в остальных, мы не смогли бы выдвинуть никаких предположений относительно того, каким было слово «овца» в протоязыке. Но если слово окажется сходным в нескольких ветвях, особенно в таких географически далеких друг от друга, как индоиранская и кельтская, мы могли бы предположить, что разные ветви унаследовали один и тот же корень из праязыка. Зная, какие сдвиги согласных и гласных произошли в различных дочерних языках, мы могли бы даже реконструировать форму корня в праязыке.
