Мама и папа быстро чмокнули меня и поспешно вышли – я бы даже сказала, сбежали – через входную дверь.
После этого мы с бабушкой Трокмортон остались в холле вдвоем и стояли, глядя друг на друга. Я услышала, как папа весело насвистывает, – насвистывает, представляете? – поспешно спускаясь с крыльца.
* * *
Бабушка Трокмортон не отставала от меня до самого вечера и рьяно взялась воспитывать меня. Она заставила меня сесть за пианино, желая узнать, каковы мои успехи в музыке. Быстро поняв, что никаких успехов у меня и в помине нет, бабушка решила, что пока родители в отъезде, уроки музыки я буду брать ежедневно.
Затем появилась портниха и принялась обмеривать меня, а бабушка Трокмортон тем временем выбрала из модного журнала несколько вычурных, сплошь усыпанных бантиками и кружевами платьев, которые решила заказать для меня. Неужели она не знает, что кружева кусаются и от них все чешется?
Далее бабушка начала что-то говорить об уроках танцев и хороших манер (но я и без этого знаю, как мне держаться, спасибо большое!) и – кошмар! – о том, что завтра же для меня наймут гувернантку (заранее представляю себе это чудище с оловянными глазами!).
Потом мы сели пить чай, и бабушка заставила меня разливать чай. Я, разумеется, его не только разлила, но и пролила. А как его не пролить, если бабушка сидит, нахохлившись, как старая ворона, и следит за каждым моим движением?
Я не виновата. Это все бабушкины модные стулья.
Они слишком жесткие, скользкие и высокие, у меня, когда я на них сижу, ноги до пола не достают. Если хотите, попробуйте сами разливать чай, сидя на несущихся с горки санках!
Увидев, что я не умею разливать чай, бабушка объявила, что мне придется ужинать в своей комнате до тех пор, пока не освою эту премудрость. Какая радость!
Ну ничего, потерплю. До побега осталось двадцать два часа. Думаю, что мне удастся сбежать, когда все они будут думать, что я сплю.
Побег
Интересно, спит ли когда-нибудь Бидлз? Я начинала думать, что нет. Еще я стала подозревать, что у него есть глаза на затылке. Куда бы я ни пошла в доме бабушки Трокмортон, Бидлз появлялся в том же месте буквально через несколько секунд. От отчаяния меня спасало только одно: я знала, что скоро сбегу отсюда.
Эх, только пережить бы теперь как-нибудь ланч…
Бабушка Трокмортон ожидала меня в столовой. Хищным ястребиным взглядом она следила за тем, как я сажусь (осанка, нужно держать осанку!). Подали суп – как я полагаю, это был очередной бабушкин тест. Я старалась есть суп как можно аккуратнее и не прихлебывать.
Я пролила его на скатерть только раз, и то совсем немножко, но этого хватило, чтобы бабушка буквально испепелила меня взглядом. Можно подумать, я всю супницу опрокинула. А потом настала пора положить конец всей этой глупой возне.
– Бабушка, я не очень хорошо себя чувствую, – сказала я.
– Что совершенно не удивительно с твоим дурным характером, – фыркнула бабушка. – Хорошо, иди и ляг в постель. Я пришлю с кем-нибудь укрепляющее питье. Ты должна выпить все. Ну, и сон тебе тоже не повредит. Тебе полезно спать днем, ты еще ребенок.
Как трудно мне было скрыть свое ликование! И до чего легко бабушка попалась на мою удочку! Я вышла из столовой (очень вялой походкой, шаркая ногами) и направилась в свою спальню. И кого, как вы думаете, я встретила, поднявшись по лестнице? Разумеется, Бидлза.
– Вы заболели, мисс? – вежливо спросил он, но за его вежливостью сквозила скрываемая насмешка.
– Нет, Бидлз. Думаю, просто съела немного тухлой рыбы, которую, судя по вашему виду, вы постоянно нюхаете.
Бидлз озадаченно поднял брови, а я тем временем проскользнула к себе в спальню. Услышав, как дворецкий отправился вниз по лестнице, я заперла за собой дверь.
Свою дорожную сумку я упаковала еще прошлой ночью. Сейчас я схватила ее, открыла окно и высунулась посмотреть, нет ли кого поблизости. Слава богу, внизу никого не было. Тогда я бросила свою сумку из окна, и она упала с неожиданно громким стуком.
Я замерла, ожидая, не прибежит ли кто-нибудь узнать, что здесь происходит, но, к счастью, никто не появился. Я бросилась к кровати и вытащила из-под матраса прихваченные из дома дырявые старые чулки. Их я заблаговременно связала вместе, сделав из них довольно длинную веревку. По моим расчетам, достаточно длинную, чтобы достать до земли.
Но выглянув из окна, я увидела, что конец веревки болтается над землей на высоте примерно двух метров. Ладно, что поделаешь.
Затем я привязала конец своей веревки из чулок к ножке шкафа – покрепче, двойным узлом. Взглянула на туалетный столик, на котором оставила записку для бабушки Трокмортон. Хотелось надеяться, что хватятся меня не очень скоро, и я смогу как следует оторваться от погони.
Теперь оставалось самое страшное – спуститься по своей веревке и надеяться, что никто меня не заметит.
Я села на подоконник и только теперь поняла, как трудно заставить себя ринуться вниз. Я стала убеждать саму себя, что чулки крепко связаны, а от окна до земли не так уж и высоко. Опасаясь, что еще немного, и у меня сдадут нервы, я крепко схватилась за веревку и решительно соскользнула с окна.
Повиснув и раскачиваясь на веревке, я стала осторожно спускаться, легко отталкиваясь ногами от стены дома, чтобы ненароком не влететь в какое-нибудь окно. Потихоньку, постоянно бормоча молитвы, я приближалась к земле.
Когда я добралась до конца веревки, мне показалось, что отсюда до земли гораздо дальше, чем виделось, когда я смотрела сверху, из окна. Мои руки уже дрожали от напряжения и едва выдерживали вес моего тела. Даже если бы я решила сдаться, подняться наверх мне было бы не под силу.
И я, отпустив веревку, полетела вниз.
Целую секунду, которая показалась вечностью, земля неслась мне навстречу, а затем с глухим стуком сильно ударила снизу так, что у меня щелкнули зубы. Несколько секунд я сидела в оцепенении, потом пришла в себя и встала на ноги. Поднесла руку к груди, чтобы проверить, на месте ли Сердце Египта, которое я подвесила на шнурке себе на шею. Оно было на месте. А это значит…
А это значит, что дело сделано, и я – свободна!
Часть вторая
«Розетта Мару»
Пароход «Розетта Мару» был огромным, почти таким же большим, как «Кайзер Вильгельм Великий». Задрав голову, я видела подвешенные на самой верхней палубе спасательные шлюпки. Это и была моя цель.
Пробраться на борт оказалось не так трудно, как вы можете подумать. Во-первых, на причале царил бедлам – все куда-то спешили, переходили с места на место, и никто не обращал друг на друга никакого внимания. Мне повезло, потому что на пароходе ехало несколько семей с детьми. Я приклеилась к одной из них, самой большой и шумной. Думаю, в этой семье было семеро детей или, может быть, шестеро. Трудно сказать.
