— Вот уж хрен сегодня!
— Что? — звонко откликнулся задремавший рядом Ищенко. — Опять кто-то?
— Да нет, батя, пора просыпаться. На дворе снегу по колено, нужно шнек запускать. А то командир приедет, а у нас такой бедлам…
— Бедлам — это дом для умалишенных в Англии был. Когда-то, — блеснул своими познаниями мажордом.
— Вот и я о том же: стол сломал, полиция приезжала… Мало нам неприятностей. Лучше отщелкать бы этих япошек, да в тазики, да с водичкой, да на мороз. А как застынут — с горочки со свистом. Пусть себе потом выясняют, кто там, когда и откуда и в какую очередь…
— Да, нехорошо получилось… — поддержал на нудной ноте Ищенко и как-то лениво заводил носом. — Слушай, Колюша, а не выпить ли нам для услады души по бокальчику? А то со вчера как-то… — Ищенко покрутил перед собой ладошками, изобразив не очень ясную, но спиралевидную конструкцию. — А я тебе шнек заведу и лопаткой, где надо, а?
— Не, мне нельзя, командир приедет и этот, с рожей. Опять будет приставать с вопросами: из чего стреляли да из чего стреляли… Из задницы, козел! А ты давай, если хочешь, дорогу-то показывать не надо?
Ищенко дорогу в закрома знал преотлично. Но вот беда: с год как был объявлен барином указ — вино барское не трескать, на службу являться вовремя и гостей, если таковые на вилле имеются, своим пьяным безобразием не пугать! Да и было с чего указ издавать — на какой-то день, не то независимости, не то первого урожая, Ищенко с Жуковым так натрескались, что, выползши из подвала в виде осьминогов двуглавых, наскочили на даму, посетившую с визитом барыню для приятного времяпрепровождения. А дамочка-то не из местных — вся из себя от Кензо и на каблуках миллиметров в сто двадцать. Идет она с барыней, по-французски о последнем показе голых жоп на Елисейских Полях рассуждает, а тут из галереи два пьяных вурдалака, которым уж и не разобрать, какая из всех этих ног чья. Ну, дамочка и посчитала все ступеньки донизу. Аж восемнадцать штук. Барыня в голос, ребенок в голос, а Жуков отцепился от Ищенко и обратно, в погреб. Тоже руку сломал. А потом сутки барину на глаза не показывался…
Ищенко усмехнулся в соломенные усы и потопал проторенной дорожкой.
— На черта же тогда указ такой нужен, если его никто и так не нарушает… А как та дамочка-то упала, оказалось, на ней исподнего и вовсе нету. Видимость одна…
Пока Ищенко приводил себя в порядок, Коля убирал снег. С полгектара уже убрал. Взмок крепче, чем на тренировке по поднятию тяжестей. Еще с полгектара осталось, а тут и мажордом из дома вышел — глазки ласковые, как у Ильича, с небольшим прищуром. Огляделся вокруг, крякнул, пристукнул каблуком о гранитные ступени:
— Эх, хорошо же до чего, Колюша! Вот бы только фрау моя сюда на лыжах не приперлась…
Коля представил себе ищенковское идолище размера семьдесят два — семьдесят четыре, на лыжах и с карабином за спиной, и зашелся смехом:
— Щас… Щас она в биатлон с тобой играть будет, старый ты хрен… Да сюда теперь лишь на тракторе! А что до фрау — ей только на дирижабле. Ее и в сухую погоду земля с трудом носит!
Биатлон ли, нет, а в ворота с визгом пробуксовывающих колес вкатился джип, по капот закиданный снегом.
— Здорово, бойцы! — весело крикнул Кирилл.
— Здравия желам, ваш-бродь! — так же бодро ответствовал Ищенко. Вот только Коля, отсмеявшись, вяло махнул рукой и, заглушив свой снегоуборочный агрегат, двинулся к дому.
— Ну ты чего, Коля?
— А! — махнул он в сердцах. — Не заладилось… Первый раз за все время как один остаюсь… Вот, случилось…
— А что случилось-то? — с наигранным удивлением спросил Кирилл.
— Да полиция. Говорит, что я джип подстрелил…
— Так это ты его? Еду, вижу, в сугробе торчит что-то непонятное… А откуда ты по нему стрелял?
— Да вот прямо отсюда, от входа…
— А он где был?
— Да там где-то. Не видно было, на слух загружал…
— Значит, так, Коля, за отличную стрельбу по движущейся мишени в экстремальных, можно сказать, условиях и полной темноте, жалую тебе… — Кирилл обернулся к Ищенко. — Старый, у тебя красных революционных шаровар не сохранилось?
— Что? Какие шаровары?
— Да, надо бы тебе кассет с советскими фильмами подбросить. Не все же санту-варвару смотреть… Жалую тебе, Коля… поскольку шаровар не предвидится… вот этого коня. — Кирилл торжественно вдавил в жесткую ладонь Николая ключи от джипа и, не ожидая благодарности, отправился к дому. — А по поводу неприятностей не переживай — пошли их всех нахер…
— Неприятности? — наконец издал звук на время онемевший Коля.
— Да кого хочешь, того и посылай. Если что, всех купим.
— Так уж и всех? — С ехидцей прозвучал за спиной голос Ищенко. — И князя нашего небось купите?
— Вот князя вашего, пожалуй, едва ли. И не потому, что стоит он на сегодняшний день четыре с половиной миллиарда, а потому, что собой не торгует.
— Да, дешевле шлепнуть… — подметил Коля, уступая дорогу Кириллу.
— А четыре миллиарда чего? — засеменил вслед всем Ищенко. — Франков наших или лир италианских?
— Нет, уважаемый, ихних долларов. Но все это довольно условно. А насчет покупки — это я к местной жандармерии прицениваюсь. Может, действительно, дешевле шлепнуть? Пойдем-ка в дом, перекусить с дороги надо…
— Пойдем, барин, пойдем, богатый ты наш, — заторопился Ищенко. — А ты, Коля, что?
Коля стоял перед новым, всего несколько дней назад купленным «навигатором» и не трогался с места. Стоял, вертел в руках ключи на брелоке и неотрывно пялился на автомобиль:
— А вы на чем, командир?
— На «Шевроле». Ты выгони его из гаража и проверь. Обратно на двух машинах поедем.
— Понял, — тихо произнес Николай и медленно побрел к гаражу, чуть ли не на каждом шагу оглядываясь на блестящую огромную игрушку. Видать по всему, Новый год скоро…
Галлахер уже был в точке, на посту, откуда он обычно наблюдал за происходящим на вилле. Он видел, как к усадьбе подкатил полицейский автомобиль, как из него вышел какой-то тип и направился ко входу. Но так и не дойдя пары шагов, остановился — навстречу ему уже спешил хозяин дома, в рубашке, с распущенным галстуком. В руке он держал бокал с напитком, во рту тлела сигара. Он довольно небрежно перекинулся с прибывшим парой слов, затем указал на горы, именно в том направлении, где сейчас притаился сержант, на дом у себя за спиной, после чего несколько раз ткнул указательным пальцем в грудь полицейскому. После такой вот непродолжительной беседы мужчина достал из заднего кармана какой-то плоский квадратный предмет и передал его полицейскому. И, ни слова более не прибавив, развернулся и захлопнул за собой дверь. Полицейский потоптался неловко, повертел переданную ему штуковину. Сколько Галлахер ни старался, но хваленой немецкой оптики так и не хватило, чтоб рассмотреть поподробней, что же это за штука. Он забрался в свой автомобиль и покатил с горы вниз.
