Неужели Марсель Дежарден и таинственный Габриэль — один и тот же человек? Мало ли что показалось священнику издали. Внешность мсье Дежарден мог изменить с помощью грима, прикрыться личиной уродства, чтобы сподручнее было творить злые дела. Кто запомнит лицо, если на нем противно задержать взгляд? Луи описал Габриэля как белого мужчину с темными волосами — а ведь таков и Марсель! Отличное владение оружием, частые поездки в Париж, где он якобы кутил, и, наконец, его исчезновение вскоре после убийства — да, все сходится. Неужели племянник Джулиана убил мою тетку? И что страшнее всего, участвовал в ее махинациях. Какая злая ирония — дядя спасает падших, а племянник их продает! С перепугу Ди может так завопить, что трубы у органа полопаются, но священник не слышал ни криков, ни звуков борьбы. Дезире просто встала и ушла с Габриэлем, кем бы он ни был. Означает ли это, что они сообщники?
— Где проживает мсье Габриэль? — продолжает расспросы Джулиан.
— Не знаю, ведь я с ним ни разу не беседовал. Хотя Эмилю, наверное, есть что сказать. Однажды я застал их на крыльце, они о чем-то болтали. Тоже, надо полагать, о праздном. Эй, Эмиль! — подойдя к ризнице, выкликает он алтарника. — Поди-ка сюда, мальчик мой!
Из ризницы косолапит мальчишка, похожий на красный бочонок, укутанный салфеткой-стихарем.
— Чего надо-то? — сумрачно справляется паренек, зыркая на нас глазами-изюминами.
Готова поклясться, что он подслушивал наш разговор от первого до последнего слова.
— Эти господа расспрашивают о мсье Габриэле. О том, со шрамами. Помнишь, вы с ним беседовали?
— Ничего я не помню. — Эмиль проводит руками по бокам, чтобы привычным жестом сунуть их в карманы, но вспомнив, что на стихаре карманов не имеется, нервно потирает потные ладошки.
— Более того, ты что-то ему передавал.
— Да ничего я ему не передавал! Чего вы все ко мне прицепились?
— Знаешь что, Эмиль? — Голос священника леденеет. — На одну порку ты сегодня уже заработал, но если понадобится, я задам тебе и вторую. Не вздумай мне тут лгать! Так и отвечай, о чем вы говорили и что ты ему передавал.
Эмиль таращится на взрослых, как затравленный барсучок на свору гончих.
— Записку, — буркнул он наконец. — От мамзель Мари Ланжерон.
Прочный каркас моих мыслей дает трещину. Мари-то здесь при чем? Несколько раз мы все вместе ходили в оперу, но Марсель не проявлял к младшей барышне Ланжерон ни малейшего интереса. Да и она его дичилась, как и прочих мужчин. Я, конечно, дальше своего носа не вижу, но их связь не укрылась бы от Дезире. Уж кто-кто, а она подметчивая. Сразу ведь поняла, что томит мистера Эверетта, и швырнула ему в лицо выстраданную добродетель. Своего Дезире не упустит. Если бы Мари положила глаз на Марселя, моя сестра извела бы ее ревностью. Но с какой стати Мари слать ему записки?
Зажмурившись, пытаюсь представить себе недавнюю сцену. Вот Дезире стоит на коленях. Точнее, жульничает: полусидит на скамье, слегка касаясь коленями подставки, чтобы потом не ныли ноги. Обычная ее поза после получаса молитвы. Лбом она упирается в сцепленные ладони, что покоятся на спинке скамейки спереди, а локоны свободно свисают и полностью затеняют боковое зрение. К ней подходит мужчина. Кладет руку ей на плечо. Дезире поднимает голову — и тотчас его узнает. Но если это не Марсель, то кто же?
— Мадам Ланжерон не разрешала мамзель Мари ни с кем разговаривать. И уж тем более кому-то писать! Мамзель не знала, как еще слать ему письма, поэтому опускала их в корзину для пожертвований. А я вытаскивал их и передавал ему, — шмыгая носом, сознается Эмиль.
— Это же чудовищное кощунство!
— А мамзель Мари сказала, что нет. Она сказала, что, если я не стану им помогать, меня покарают небеса. А вы ж ее видели, когда она о всяком таком говорит. Глазища у нее становятся — ух! — просто безумные! Ну, я и струхнул. Вдруг и правда покарают. А мамзель Мари добавила, что за каждую записку будет платить мне по шиллингу…
— Эмиль! — хватается за голову отец Шарль, а мальчишка продолжает хриплой скороговоркой:
— Мамзель Мари сказала, что в том нет греха. Обязательно нужно делать все, что велит мсье Габриэль. Она выполняет все его приказы, даже если с ними не согласна. Потому что он — ее ангел-хранитель.
* * *
Из церкви я выхожу оглушенная и молча сажусь в кеб, который поймал для нас Джулиан. «На вокзал Виктория!» — кричит он кучеру. Но зачем? Мы все равно опоздали.
Широкое колесо задевает мою юбку, когда я неловко карабкаюсь в карету. На бомбазине виднеется полумесяц бурой грязи. Начинаю отряхиваться и пачкаю перчатки. Стягиваю их зубами, больно прикусывая пальцы. На языке остается терпкий привкус мокрой замши. Зажатый в кулаке, комок ткани впитывает мое тепло, становится горячим и влажным, как кусок парного мяса, и я представляю, что стискиваю сердце Габриэля и из него сочится кровь. Но ведь так оно и есть. Любое сердце остановится, стоит мне загадать желание. Даже на расстоянии. Если я произнесу его имя, Габриэль обречен.
Загвоздка в том, что его имени я не знаю. По крайней мере, не знаю наверняка. Вдруг это не Марсель Дежарден? Тогда я погублю невинную душу и сама погибну понапрасну. А Дезире останется в лапах убийцы.
— Кажется, я разгадала эту загадку, Джулиан, но мои выводы вам не понравятся, — начинаю я, когда кеб проносится мимо Грин-парка, от которого в ноябре остается одно лишь название. Деревья похожи на метлы, воткнутые в землю прутьями вверх. Ни проблеска зелени.
— Вот оно как?
— Под личиной Габриэля скрывается Марсель Дежарден. Ваш племянник.
— Что?! — восклицает Джулиан так громко, что кебби стучит по крыше и справляется, не стряслось ли с нами чего.
Вместо вежливого «сэр» он называет мистера Эверетта «начальник», как принято среди кокни. Никак не привыкну к лондонской голытьбе и ее дерзким ухваткам. Да и сам Лондон не стал мне роднее.
— Это не может быть Марсель! — От негодования Джулиану приходится ослабить галстук. — Я наблюдал за ним столько лет, и хотя он вертопрах, но уж точно не убийца и тем более не торговец живым товаром. Если рассудить здраво, этому повесе не хватит практической жилки, чтобы раскрутить такую операцию.
— И все же я считаю, что это он! Я рассказала вам все о своей жизни, но почти ничего — об обстоятельствах убийства. Так вот, в ту ночь Дезире тоже выходила из дома.
— Это уже не вписывается ни в какие рамки, — начинает мистер Эверетт, но вовремя прикусывает язык. Не в его положении осуждать других за беспутство.
— Она встречалась с Марселем и уговаривала его бежать с ней немедля, иначе тетя отошлет ее домой. Он отказался. А что, если он проследовал за ней в дом и убил Иветт, свою сообщницу, заступаясь за Дезире? Как вам такая версия? — Не давая ему опомниться, я продолжаю в едином порыве: — Но и это еще не все! Помните ту ночную вылазку, за которую Дезире досталось от вас на орехи? Все было еще хуже, чем вы предполагали. Кто-то устроил на нас охоту. Мужчина, чьего лица я не разглядела, выстрелил в нас, а потом преследовал нас по улицам. В письме Марсель сожалел, что разминулся с Дезире. А вдруг он как раз и пришел вовремя?
