Однако, еще не дойдя до цели, он понял, что положение изменилось. У входа в шатер собралась группа незнакомцев. Все они были в одежде моряков и вооружены. Их возглавлял капитан «Арктура» Вильям Корниш. Дориан был так сердит, что едва не окликнул его по-английски. Огромным усилием воли он подавил свой гнев, но тот продолжал кипеть опасно близко к поверхности.
Он ворвался в шатер, Мансур за ним. Сэр Гай и Верити стояли посреди помещения. Они были в походной одежде и о чем-то беседовали с серьезным видом. Оба подняли головы, увидев вошедших с мрачными лицами.
– Спроси, что им нужно, – велел сэр Гай дочери. – Дай им понять, что их поведение оскорбительно.
– Мой отец приветствует вас. Он надеется, ничего серьезного не произошло.
Верити была очень бледна и казалась расстроенной.
Дориан сделал небрежный приветственный жест и осмотрел шатер. Служанки упаковывали последние вещи сэра Гая.
– Вы уезжаете?
– Мой отец получил очень важные известия. Он должен вернуться на «Арктур» и немедленно отплыть. Он просит меня передать вам самые искренние извинения. Он пытался сообщить вам об изменении своих планов, но ему сказали, что вы с сыном покинули Искандерабад.
– Мы преследовали разбойников, – объяснил Дориан. – Однако очень жаль, что ваш почтенный отец уезжает раньше, чем мы достигли соглашения.
– Мой отец тоже расстроен. Он просит передать вам благодарность за проявленную вами щедрость и гостеприимство.
– Прежде чем он уедет, я хотел бы просить его о помощи. Мы узнали, что прошлой ночью в лагере побывали два опасных преступника. Два человека, один араб, второй европеец, предположительно голландец. Ваш отец говорил с этими людьми? Мне сообщили, что видели, как они покидали ночью этот шатер.
В ответ сэр Гай улыбнулся, но улыбка была у него только на губах, глаза оставались холодными. Верити сказала:
– Мой отец желает заверить вас, что два человека, приходившие ночью в лагерь, – не преступники. Это вестники, которые принесли новости, заставившие отца изменить его планы. Они пробыли с ним очень недолго.
– Ваш отец хорошо знает этих людей? – настаивал Дориан.
Ответ сэра Гая был явной ложью.
– Мой отец раньше никогда их не видел.
– Как их звали?
– Они не назвали своих имен, а отец не спрашивал. Их имена ему не интересны и не важны. Это простые посыльные.
Мансур внимательно наблюдал за лицом Верити, когда она отвечала на вопросы. Лицо оставалось спокойным, но голос звучал напряженно, а темные тени под глазами словно соответствовали мрачным мыслям. Она не хотела смотреть на Мансура. Он чувствовал, что она лжет: может, ради отца, а может, и ради себя.
– Могу я спросить его превосходительство, какие именно вести принесли посыльные?
Сэр Гай с сожалением покачал головой. Потом достал из внутреннего кармана пергаментный пакет с королевским гербом и надписью «Honi soit qui mal y pense» и двумя красными восковыми печатями.
– Его превосходительство сожалеет, но это официальный секретный документ. Любое иностранное государство, которое попытается его перехватить, развяжет войну.
– Пожалуйста, заверьте его превосходительство, что мы не собираемся начинать войну.
Дориан не решился настаивать дальше.
– Я должен выразить сожаление по поводу неожиданного отъезда его превосходительства. Желаю ему благополучного путешествия и быстрого возвращения в Оман. Надеюсь, он разрешит проехать с ним первую милю пути.
– Вы окажете моему отцу большую честь.
– Сейчас я вас оставлю, чтобы закончили приготовления. Буду с почетным караулом ждать на границе лагеря.
Мужчины поклонились друг другу, и калиф вышел. Когда Мансур выходил, Верити бросила на него быстрый, полный боли взгляд. И он понял, что ей очень нужно с ним поговорить.
Сэр Гай и Верити в сопровождении капитана Корниша и вооруженных моряков подъехали к тому месту, где у начала восточной дороги их ждали Дориан и Мансур. Дориан полностью справился со своим гневом. Они тронулись в путь вместе. Хотя Мансур старался держаться поближе к Верити, та ехала рядом с отцом, переводя вежливый, но незначительный разговор между ним и Дорианом. Но когда поднялись на первую гряду, в лицо ударил ветер с моря, холодный и освежающий. И словно прикрываясь от него, Верити поправила шарф, который удерживал на ее голове шляпу. Девушка на мгновение как будто перестала ее держать, и ветер сорвал ее с головы. Шляпа покатилась вниз по склону холма, как колесо на жестких широких полях.
Мансур повернул лошадь и поскакал за ней. Наклонился в седле и, не замедляя бега лошади, поднял шляпу с земли. Потом повернул назад. Верити выехала ему навстречу. Она благодарно кивнула и водрузила шляпу на место, на мгновение прикрыв лицо шелковым шарфом. В этот момент от остального отряда их отделяло не меньше ста шагов.
– У нас всего мгновение, прежде чем отец что-то заподозрит. Ты не пришел вчера вечером, – сказала она. – Я ждала.
– Не мог, – ответил он и хотел объяснить, но она перебила.
– Я оставила письмо под пьедесталом богини.
– Верити! – резко позвал сэр Гай. – Иди сюда, дитя! Ты мне нужна для перевода.
Поправив шляпу и кокетливо наклонив ее, Верити ногами сжала бока кобылы и подъехала к отцу. Она больше не смотрела на Мансура, даже когда после обмена комплиментами две группы всадников расстались. Сэр Гай поехал в сторону Маската, а калиф и его охрана повернули назад к Искандерабаду.
В безжалостном свете полудня лицо богини было грустным, и стало особенно заметно, что ее красота пострадала от прошедших тысячелетий. Оглядевшись в последний раз, чтобы убедиться, что за ним не следят, Мансур прошел в храм и склонился перед статуей. У пьедестала ветер намел груду песка. Кто-то положил здесь пять белых камешков в форме стрелы. Острие стрелы было нацелено туда, где песок недавно потревожили, потом снова старательно разровняли.
Мансур разгреб песок. Между мраморным основанием статуи и каменными плитами пола была небольшая щель. Прижавшись щекой к полу, Мансур увидел, что глубоко в щель засунут листок пергамента. Чтобы достать его, пришлось воспользоваться кинжалом. Мансур развернул листок и увидел, что он с обеих сторон исписан изящным женским почерком. Он снова свернул листок, спрятал его в рукав одеяния, торопливо прошел к своему шатру и вошел во внутреннее помещение. Здесь он разложил письмо на тюфяке и принялся читать. Никакого приветствия не было.
«Надеюсь, ты сегодня придешь. Если нет, оставлю тебе это. Я недавно слышала сигнал тревоги и видела уезжающих всадников; придется верить, что ты поехал с ними. Подозреваю, что вы преследуете двух незнакомцев, которые вечером приходили к моему отцу. Это военачальники Заяна аль-Дина. Одного из них зовут Кадем ибн-Абубакер. Второй – изменник-голландец, чьего имени я не знаю. Они командуют турецкой пехотой, которая начнет нападение на Маскат. Они сообщили моему отцу, что флот и транспортные корабли с армией Заяна аль-Дина больше не стоят у Занзибара. Они вышли две недели назад и уже встали на якорь за островом Буми. Мы с отцом должны немедленно вернуться на «Арктур», чтобы не застрять в городе, когда его окружат турки. Отец собирается присоединиться к флоту Заяна, чтобы присутствовать при вхождении Заяна в город».
