– Много лет меня никто не называл этим титулом. – Дориан благодарно кивнул. – Встань, Кадем, и займи место в моем совете.
Кадем сел рядом с Батулой, своим поручителем. Слуги принесли ему кофе в серебряной чаше, а Батула передал слоновой кости мундштук своего кальяна. Том и Дориан внимательно разглядывали этого нового человека, а он наслаждался проявлениями их внимания и благосклонности.
Кадем аль-Джури молод, немногим старше Мансура. У него благородное лицо. Его черты напомнили Дориану внешность его приемного отца. Конечно, вполне возможно, что он незаконный сын царской крови. Поистине, калиф был мужчиной – и весьма плодовитым. Он пахал и сеял там, где понравится.
Дориан незаметно улыбнулся, потом отбросил эту мысль и снова внимательно осмотрел Кадема. Кожа цвета полированного тика. Лоб высокий и широкий, глаза ясные, темные и проницательные. Он спокойно встретил взгляд Дориана, и Дориану показалось, что, несмотря на все проявления верности и уважения, он видит в этом взгляде смущающий блеск фанатизма. «Этот человек живет только словом Аллаха», – подумал он. Такой человек не ценит закон и мнения людей. Дориан хорошо знал, как опасны могут быть такие люди. Обдумывая следующий вопрос, он посмотрел на руки Кадема. На пальцах и на правой ладони у него красноречивые мозоли. Дориан узнал воина, хорошо знакомого с тетивой лука и рукоятью меча. Он снова взглянул на плечи и руки и увидел развитые мышцы, как после долгих часов упражнений с луком и клинком. Но Дориан не позволил этим мыслям проявиться во взгляде, когда с серьезным видом спросил:
– Ты служил калифу Заяну аль-Дину?
– С самого детства, господин. Я был сиротой, и он взял меня под свою защиту.
– Ты поклялся на крови в верности ему, – настаивал Дориан. Впервые взгляд Кадема чуть дрогнул. Он ничего не ответил. – Однако ты изменил своей клятве, – настаивал Дориан. – Батула сказал, что ты больше не человек калифа. Это правда?
– О великий, клятву верности я принес почти двадцать лет назад, в день обрезания. Тогда я был мужчиной только по имени, но на деле всего лишь ребенком, незнакомым с истиной.
– А теперь, я вижу, ты стал мужчиной. – Дориан продолжал оценивать этого человека. Предположительно, Кадем писец, то есть человек бумаги и чернил, но он так не выглядит. В нем, как в соколе на насесте, чувствуется скрытая свирепость. Дориан был заинтригован. Он продолжал: – Но, Кадем аль-Джури, разве это освобождает тебя от клятвы верности?
– Господин, я считаю, что клятва верности – обоюдоострый кинжал. Тот, кто принимает клятву, тоже ответствен перед тем, кто ее дает. Если он пренебрегает своим долгом и обязанностями, долг погашен.
– Слишком замысловато. Мне трудно это осмыслить. Для меня клятва – всегда клятва.
– Господин осуждает меня? – Кадем говорил вкрадчиво, но его взгляд был жестким, как обсидиан.
– Нет, Кадем аль-Джури. Решение и осуждение я предоставляю Богу.
– Бисмилля! – провозгласил Кадем, и Батула и Кумра пошевелились.
– Нет Бога, кроме Аллаха, – сказал Батула.
– Мудрость Божья превосходит понимание, – подхватил Кумра.
Кадем прошептал:
– Но я знаю, что Заян аль-Дин твой кровный враг. Поэтому я пришел к тебе, аль-Салил.
– Да, Заян мой приемный брат и мой враг. Много лет назад он поклялся убить меня. С тех пор в своей жизни я много раз чувствовал его зловещее влияние, – согласился Дориан.
– Я слышал, он говорил своим придворным, что хромает из-за тебя, – продолжал Кадем.
– Он обязан мне еще и многим другим, – улыбнулся Дориан. – Я получил огромное удовольствие, когда надел ему на шею веревку и притащил к калифу, чтобы он познал гнев отца.
– И все последующие поколения, и Заян аль-Дин никогда не забудут этот твой подвиг, – кивнул Кадем. – Отчасти это причина того, почему мы решили обратиться к тебе.
– Сначала было «я», а теперь уже «мы».
– Есть и другие, отказавшиеся от клятвы верности Заяну аль-Дину. Мы обращаемся к тебе, потому что ты последний в линии абд Мухаммада аль-Малика.
– Как это возможно? – спросил Дориан, неожиданно рассердившись. – У моего отца было несметное число жен, которые принесли ему много сыновей, а те, в свою очередь, дали жизнь сыновьям и внукам. Семя моего отца было плодотворно.
– Было! Заян сорвал все плоды, выращенные его отцом. В первый день Рамадана произошла бойня, которая стала позором в глазах Господа и поразила весь исламский мир. Жнецы Заяна собрали двести твоих братьев и племянников. Они умирали от яда, этого оружия трусов, и от стали, веревки и воды. Кровь их промочила пески пустыни и окрасила море в розовый цвет. В этот святой месяц погибли все, кто обладал правами на Слоновый трон в Маскате. Убийство тысячу раз отягощено святотатством.
Дориан смотрел на него, не веря услышанному, а Ясмини еле сдерживала всхлипы: среди мертвых – и ее братья и родственники. Забыв о своем горе, Дориан стал утешать жену. Он гладил серебряную прядь, которая, как диадема, сияла в ее черных волосах, и что-то негромко шептал Ясмини, прежде чем снова обратиться к Кадему.
– Горькая и жестокая новость, – сказал он. – Нужны большие усилия, чтобы осознать такое зло.
– Мой господин, и мы не смогли смириться с таким злом. Поэтому мы отказались от своей клятвы верности и поднялись против Заяна аль-Дина.
– Значит, было восстание?
Хотя Батула уже предупредил его об этом, Дориан ждал подтверждения от Кадема: все это казалось слишком невероятным.
– Много дней в стенах города шел бой. Заян аль-Дин и его приспешники отступили в крепость. Мы считали, что они там погибнут, но, увы, под стенами оказался тайный проход, который ведет к старой пристани. Заян ушел по этому проходу, и его корабли уплыли.
– Куда же он бежал? – спросил Дориан.
– Он отправился к месту своего рождения – на остров Ламу. С помощью португальцев и работников Английской Ост-Индской компании в Занзибаре он захватил большую крепость и все крепости и все имущество Омана на Берегу Лихорадок. Под угрозой английских пушек он заставил все эти поселения сохранить ему верность, и они не поддержали наши усилия свергнуть тирана.
– Во имя Господа, этот твой тайный совет в Маскате должен подготовить флот, чтобы развить успех и напасть на Заяна на Ламу и на Занзибаре. Разве не так? – спросил Дориан.
– Мой господин принц, наши ряды ослаблены разногласиями. Нет наследника царской крови, который возглавил бы наш совет. Поэтому народ Омана не поддерживает нас. В особенности племена пустыни не решаются выступить против Заяна и присоединиться к нам.
Лицо Дориана застыло, стало почти враждебным: он понял, к чему ведет Кадем.
– Без вождя наше дело с каждым днем слабеет, возникает все больше разногласий, а между тем Заян становится все сильней. Он хозяйничает на всем побережье Занзибара. Мы узнали, что он отправил послов к Великому Моголу, императору Дели, и Блистательной Порте в Константинополь. Его давние союзники объединяются, чтобы поддержать его. Скоро против нас объединятся весь ислам и все христианство. Наша победа уйдет в песок, как весенний дождь.
