— Я очень любила сына, — тихо произнесла она, когда Дегтярев замолчал, — но у него, как у многих, в подростковом возрасте были проблемы. Хотя, конечно, странно, что Проша себя так вел, у него не было перед глазами дурного примера. Алексей Константинович был честнейшим человеком.
Мне следовало промолчать, но помимо воли я выпалила:
— У вашего супруга возникли неприятности, связанные с присвоением средств, которые государство выделило на строительство стройкомплексов в России.
Дегтярев ткнул меня локтем в бок.
— Алексей Константинович был человеком редкой порядочности, — спокойно повторила вдова, — чего нельзя сказать о его друге Олеге. Когда соответствующие органы стали проявлять к фирме «Спортмас» интерес, Филимонов предложил Алеше взять вину за махинации на себя и «утонуть». Мой супруг решил выручить лучшего друга.
— Надежда Васильевна, — сказал полковник, — никто сейчас не собирается ворошить историю со спортивными комплексами. Мы знаем, что ваш муж спрятался и продолжал получать прибыль. Алексей Константинович не так давно умер, покойника под суд не отдадут. Ваш сын знал об афере, придуманной отцом, и решил погреть руки и отобрать у вас капитал.
Вдова сложила руки на коленях.
— Не верю, что историю с выкупом придумал Проша. Наверняка это идея Маргариты. Моя невестка прикидывается милой, тихой, но на самом деле она саблезубая гиена, сумевшая завоевать сердце Алексея Константиновича. Муж за Марго всегда горой стоял, и если я критиковала невестку, он сразу сердился: «Надя, вспомни, как она его на себе до поста ГАИ тащила, жизнь сыну спасла». Я сразу рот захлопывала, ни разу супругу не возразила: «Леша, не будь наивным. Нищая голодная девица отлично просчитала, как себя вести надо, сообразила, что авария — ее козырь. А теперь нагло использует свой единственный подвиг, много прибыли от него получает. Люби Рита Прошу по-настоящему, она бы никогда не села на мотоцикл и запретила бы ему гонять по шоссе. Маргарита все рассчитала, а доверчивый Проша ей поверил. Нет, сын не мог придумать историю с выкупом. Это — творчество Марго. Проша был наивен, считал всех людей хорошими, кидался любому на помощь. Ну прямо как…
Надежда Васильевна примолкла.
— Прямо как Сергей, — уточнил Дегтярев.
Хозяйка, перебирая бахрому лежащего на диване пледа, кивнула:
— Да. Мой брат ни в чем не виноват, он жертва хитрых бесчестных преступников, которые подставили доверчивого юношу. Сережа несколько раз наступал на одни и те же грабли, всегда защищал приятелей, вот и попадал за решетку. В самом начале девяностых, когда брат в третий раз вышел с зоны, я попросила свою хорошую знакомую, психолога, найти грамотного специалиста, который ему поможет. Но не сказала, что это мой младший брат. Сергей пару месяцев ходил в группу, и занятия на него прекрасно подействовали — он занялся бизнесом, стал хорошо зарабатывать…
Я слушала Надежду Васильевну, и с каждой ее фразой мне делалось все хуже и хуже. Ведь вскоре придется сообщить ей, чем много лет назад занимались ее «распрекрасные» сынок и братишка.
— Сергей подружился с племянником? — предположил Дегтярев.
— К сожалению, Алексей Константинович не разрешал мне встречаться с Сережей, говорил: «Черного кобеля не отмыть добела». Более того, супруг категорически запретил рассказывать Проше о том, что у него есть родной дядя, — объяснила Надежда.
— Но вы нарушали приказ мужа, — уточнила я. — Один раз Прохор столкнулся с Сергеем у вас дома.
Надежда Васильевна растерялась.
— Правда? Не помню такого.
— Алексей Константинович вернулся раньше времени из Питера, а Прошу выгнали с дачи, где он весело проводил время. Ваш муж застал в своей квартире Сергея и рассвирепел. Прохор же находился в прихожей, когда его дядя вышел из гостиной, — подсказала я.
Хозяйка поднесла ладонь ко лбу.
— Да, да, кажется, этот случай имел место, смутно припоминаю. Извините, не один десяток лет прошел. Я уже немолода, забывчива.
— У вашего сына, когда он учился в институте, неожиданно появились деньги? — поинтересовался полковник.
Надежда Васильевна заулыбалась.
— Ох, на первом курсе Проша отчаянно шалопайничал. Муж переживал: «Надя, его отчислят — на лекции не ходит, хвостов за зимнюю сессию полно». Но я понимала: в сыне все еще детство играет. Ну кто из нас в студенческие года не пил, не гулял, не куролесил? И, конечно, все уладилось. Если память мне не изменяет, Проша устроился в какую-то фирму, там платили сдельно. Сын уезжал в командировки, часто отсутствовал дома, зато стал хорошо зарабатывать.
Я искоса взглянула на полковника. Ага, командировки. Как же! Красавчик тогда соблазнял несчастных кассирш, прикидывался нежным Ромео, а когда бедняжек убивали, уносил доллары. Ну почему любящие матери чаще всего наивны и слепы?
— И как долго Прохор ездил в другие города? — не отставал полковник.
Надежда Васильевна призадумалась.
— Простите, не дам точный ответ. Может… года два… О! Вспомнила. Это было в девяносто четвертом году. Очень тяжелое для меня время. Проша вернулся из какого-то города совершенно больной. Вошел вечером в квартиру — я ахнула! Лица на мальчике нет, бледный, губы синие. Он сказал: «Мамочка, у меня грипп, вчера температура сорок была, сейчас сил нет» — и свалился. Утром очнулся, вышел на кухню, я ему посоветовала сменить род деятельности, ведь частые отъезды мешают учебе. Сын согласился. Через полгода он устроился в другое место и стал получать неплохой оклад.
— А вскоре посадили Сергея, — подсказала я. — За убийство.
Надежда Васильевна поежилась.
— Поэтому я и вспомнила год точно. Как раз когда Проша гриппом болел, моего брата арестовали по ложному обвинению. Милиция хотела списать нераскрытое убийство, а кто лучше всего подходит на роль преступника? Конечно, человек, который уже пару раз по малолетству случайно оказывался за решеткой. Быстренько сфабриковали бумаги и загнали Сережу за Можай.
— Вы наняли брату адвоката? — предположила я.
— Нет, — горько вздохнула Ермакова, — муж запретил. Я очень переживала, знала, что Сережа никого не убивал. И на суд не ходила — Алексей Константинович приказал на километр к зданию заседаний не приближаться, поэтому я оставалась дома. Но когда брата арестовали, каюсь, обманула супруга, собрала продукты, вещи, передала Сереже и неожиданно получила с ним свидание.
Ермакова поежилась.
— Господи, это было ужасно. Поговорить с глазу на глаз нам не дали, мы сидели в большой комнате, набитой народом, охраной, общались через стекло. Что в такой обстановке можно сказать? Но я заверила брата, что люблю его, буду посылать ему все необходимое. А Сережа воскликнул: «Надя, я ни в чем не виноват! Не волнуйся, мы еще сможем обняться. Попроси Прохора съездить ко мне домой, убрать там надо, пусть в подвале банки с заготовками посмотрит. Вдруг какие-то взорвались? Тогда их выбросить надо, а нормальные пусть себе заберет». Вернулась я домой. Алексей Константинович на службе, а Проша в прихожей куда-то собирается. Я не выдержала, заплакала, рассказала, что Сережу видела, попросила отцу об этом не говорить. И только тогда удивилась: «Представляешь, Прошенька, мой несчастный оболганный брат просил тебя съездить в его дом, порядок там навести, запасы в подполе прошерстить. С чего ему в голову такая идея пришла? Вы ведь не знакомы даже. Завтра я поеду». А сын возразил: «Нет, мама, ни в коем случае, я сам. Сергей про меня потому и вспомнил, что не хотел тебя утруждать тяжелой работой». И умчался. На следующий день он мне потихонечку, чтобы отец не узнал, шепнул: «Если еще раз на свидание к дяде пойдешь, успокой его. В избе я навел порядок, банки целехоньки, я все запер-закрыл». И отдал мне четыре баллона с огурчиками.
