– Незачем мне сказки помнить, – неожиданно разозлился Платонов, – я живу в ужастике, там другие герои, и они в отличие от твоей госпожи Метелицы вполне себе живые люди.
* * *
– Зачем ты меня разыскивал? – спросила я, ставя на стол чашки с капучино.
– У меня три новости, – объявил Платонов, – одна хорошая, вторая, на мой взгляд, тоже, а третья тебе совсем не понравится, но она тесно связана со второй. С какой начать?
– С любой по твоему выбору. – Я милостиво предоставила приятелю право выбора.
– Эдик Обозов вышел из комы, вызванной наркотическими препаратами, которые ему ввел Степан Рукавишников. Мальчику предстоит лечиться, но его жизни ничего не угрожает, – объявил Андрей. – Константин сегодня увозит сына в Швейцарию, там есть клиника, специализирующаяся на реабилитации детей после передоза.
– Рукавишников мерзавец, надеюсь, его поймают, – вскипела я.
– Вторая приятная новость: съемок шоу, посвященных тому, как в гимназии искали убийцу, не будет, – потер руки Платонов. – Шеф моего шефа категорически против реанимирования той давней истории со взрывом в маршрутке. Тебя объявят победителем программы «Чужой среди своих», и на этом делу конец.
– А третье, плохое известие? – спросила я.
– Почему шеф моего шефа запретил съемку? – вздохнул Платонов. – Потому что… Помнишь, во время допроса Мария Геннадьевна обронила фразу, что Кокозас коротышка, который носит ботинки на платформе и высоких каблуках?
– Да. Ну и что? – не поняла я.
– Люся Мусина во время беседы с тобой произнесла ту же фразу, – продолжал Андрей.
Я порылась в памяти.
– Верно, да я и сама видела на ногах у него такую обувь. А что?
– Рост Пескова был метр восемьдесят два, – сказал приятель.
– Постой! Ты хочешь сказать, что учитель физики Кокозас Иванович не Сергей Песков? – оторопела я. – А кто?
– Боб Вахметов, – сказал приятель. – Роковой мужик, пламенный революционер и просто мерзавец, убежав много лет назад из больницы, заставил Полину напасть на Пенкина. Вахметову, чтобы спрятаться от милиции, искавшей его, нужны были деньги, а покушение на Григория опять не удалось. Думаю, все, что нам рассказывал в своей квартире учитель физики, правда, только из окна тогда выпал не Боб, а Сергей, и, вероятно, Вахметов помог ему в этом. Что случилось потом? Понятия не имею. Допускаю, что настоящий Кокозас Иванович действительно замерз, и Вахметов, сунув ему в карман паспорт Пенкина, стал Сергеевым. Свой документ он ему подложить не мог, Борис был объявлен в розыск, в морг бы приехал следователь Шмелев и сразу понял бы: покойный не Вахметов. Боб залег на дно с чужими документами, жил тихо. Ну а потом инфаркт, жуткая больница…
– Вот почему Соева казалась испуганной, отсылая меня за фото! – ахнула я. – Она знала, что в школе работает Вахметов! Может, она даже хотела рассказать мне правду.
– Сомневаюсь, – поморщился Андрей, – Вера была той еще штучкой. Из них с Борисом могла получиться достойная пара. Соева ведь тоже заставила Полину взять ее на работу в гимназию. Та Веру пожалела, как и Вахметова. Наверное, она боялась Боба, а тот шантажировал Хатунову, потребовал взять его на работу, купить квартиру. Борис хотел спокойно жить, не думая о том, где взять денег на комфортное существование. Вот почему он удрал, прикинулся испуганным, чтобы мы расслабились и считали его глубоко раскаивающимся Сергеем Песковым. Он рассказал правду про попытки убить Пенкина и про то, что Вахметова нанял для этой цели член семьи Арама Асатряна. Он все рассчитал верно: Пескову ничто не грозило, улик против него не было, бомбу он не вез. А вот Боб Вахметов сел с сумкой в микроавтобус, и на взрывном устройстве остались его пальчики. Борису до сих пор грозит пожизненный срок. А то, что Кокозас на самом деле Вахметов, выяснилось быстро. Прикинь, как он перепугался, услышав, что его подозревают в похищении Эдика. Оставался один путь: «честно» все рассказать, усыпить нашу бдительность и удрать. Вот он и обманул меня, я велел отвезти лже-Кокозаса, как свидетеля, а не как подозреваемого, разрешил ему позавтракать в кафе. Сглупил по полной программе.
– Может, ты ошибаешься? – пробормотала я. – Подумаешь, ботинки на платформе, их многие носят.
– Обувь была лишь поводом насторожиться, – поморщился Платонов. – Когда Вахметова в начале девяностых, как жертву теракта, привезли в больницу, ему сделали массу анализов. После побега преступника из клиники его историю болезни забрал следователь, она до сих пор хранится в архиве. Дела о терроризме не имеют срока давности, улики по ним не уничтожаются. Дома у Кокозаса полно отпечатков, они совпали с «пальчиками» на взрывном устройстве, которые есть в деле. Так что дактилоскопическая экспертиза подтвердила: учитель физики на самом деле Борис Вахметов.
– Вот почему он испугался при виде моего разбитого носа и позвал соседку, – воскликнула я. – Сергей Песков в прошлой жизни был врачом, а Вахметов-то нет!
– Я его обязательно найду! – стукнул кулаком по столу Платонов. – Он у меня еще попляшет! Ответит за все. И Рукавишникова непременно поймаю, даже если он на другой конец земного шара улетел, я его там отыщу.
Я отвела глаза в сторону. Дед Мороз оказался хитер и коварен, он ушел от полиции, а госпожа Метелица, пытавшаяся его поймать, оказалась не особо проворной. Ну не сработала магия госпожи Метелицы! Ушел от нее дедуля, улетел Степан Рукавишников за тридевять земель в тридесятое царство.
– Он у меня попляшет, он ответит за все! – повторил Андрей.
– Конечно, – без особой уверенности согласилась я, – конечно, рано или поздно ты поймаешь этих двух мерзавцев. Но, понимаешь, иногда не на все вопросы удается получить ответы. Вот я, например, не знаю, почему спонтанно полюбила креветки, и навряд ли выясню это. Кое с чем надо просто примириться.
Платонов прищурился.
– Это ты меня утешить хочешь?
– Пытаюсь, – улыбнулась я, – изо всех сил.
Андрей вскинул голову.
– Не надо. Меня невозможно вышибить из седла, меня не напугает ни голод, ни холод, ни война, я всегда упорно иду к цели и побеждаю, я не подвержен депрессии, отчаянию, я бесстрашен, мне не нужна твоя жалость, я мужик, и этим все сказано.
Я молча кивнула. Ну конечно, Платонов настоящий мужчина, он готов сразиться с врагом, совершить подвиг, босиком дойти до Северного полюса. Настоящего мужчину ничто не может сломить, только насморк и температура тридцать семь градусов превращают его в несчастного, капризного, совершенно беспомощного младенца.
