Время в заточении тянулось непростительно долго. Фрида посмотрела на часы, стрелки которых показывали два ночи. Она осторожно выглянула из своего убежища и осмотрелась. Полуразрушенный дом, походивший на дом лесника, был окружен со всех сторон плотной стеной темного леса. К дому примыкала безоконная пристройка, предназначенная то ли под гараж, то ли под сарай, в ней и была заперта Фрида. Ни о какой помощи извне не могло быть и речи, так как в округе не было видно ни одного дома.
Фрида осторожно, чуть ли не ползком выбралась из своей темницы и быстро обогнула ее, чтобы как можно меньше находиться на виду у темных глазищ – окон вражеской избы. Она правильно рассудила, что если там кто и есть, то этот человек будет явно не на ее стороне, раз у него в пристройке творятся такие дела.
Фрида понеслась по лесу, не разбирая дороги. Первые километра два она пролетела на одном дыхании, боясь услышать грозный окрик сзади или того хуже – пулеметную очередь. Она считала, что чем дальше она будет от ненавистной избы, тем большая безопасность ей обеспечена. Когда лес стал более дремучим и начал походить на сплошной бурьян, Фрида задумалась о том, в безопасности ли она? Вдруг она зайдет в непроходимую чащу и не найдет оттуда дороги? Вдруг она движется совсем в другом направлении, не в том, куда надо идти?
«Я заблужусь и умру от голода, – подумала она. – Нет, что за глупости лезут в голову?! Я сделала невозможное – спаслась, развязала веревки, открыла засов! Сейчас уж как-нибудь найду дорогу к людям. Не в тайге же, в самом деле, нахожусь, а в средней полосе России, по крайней мере, я на это рассчитываю. Не мог же он, пока я находилась без сознания, переправить меня куда-нибудь далеко».
Фрида перевела дух, посидев минут пять на сухом поваленном дереве, и продолжила свое бегство дальше, продираясь сквозь заросли. Она только сейчас заметила, что ее руки, щеки, шея были поцарапаны, ведь она неслась по кустам, ничего не чувствуя и не соображая от страха. Сейчас все эти ссадины, порезы и ушибы нещадно ломили, кроме того, кожу жгло так, как будто Фрида пролетела через заросли крапивы. Двигаться становилось все труднее и труднее. От того, что еловые деревья были очень густые и высокие, солнце не проникало к земле совсем, также здесь было недостаточно влаги, и многие кустарники и нижние ветки деревьев засохли. Они словно острыми, крючковатыми пальцами хватали Фриду за одежду и царапали ее нежную кожу. Она не выдержала и расплакалась, снова в голову полезли страшные мысли.
«Кто сказал, что в лесах средней полосы России нельзя сгинуть? Еще как можно! Сколько опытных грибников пропадает каждый год в них! А еще есть волки, медведи, змеи… хорошо хоть крыс нет. А вдруг я набреду на зыбучие пески… нет, в топь, болото? Что мне делать?!» – В ее голове пульсировал крик отчаяния.
К головокружению от химического отравления присоединилась головная боль от переизбытка кислорода, непривычного для городского жителя.
«Хотя бы одну выхлопную трубу понюхать, в себя прийти», – подумала Фрида, с удовлетворением отмечая, что почва под ногами сухая, покрытая хрустящим мхом и осыпавшимися еловыми иголками с шишками.
«Значит, болото не предвидится». Она присела немного отдохнуть, понимая, что хочет пить и немного есть.
«Нет, только не это! Ничего, не пропаду! А что, если я буду блуждать здесь сутками? Небось найду какие-нибудь ягоды, грибы, коренья, соленья, тьфу! Из грибов знаю только по детским картинкам, как выглядит мухомор, и еще резаные шампиньоны в пакетах, замороженный полуфабрикат. Почему нас в театральном училище не учили, как выжить в лесу? Тоже мне высшее образование. Не знаю, какого червяка съесть можно, тьфу, чтобы не умереть с голода. Эх, я раньше и предположить не могла, что окажусь в ситуации Робинзона Крузо, а, видимо, надо было…»
Пройдя еще с час и уже не чувствуя от усталости ног, Фрида вспомнила еще одну страшную историю. Если человек долго блуждает в лесу, он одной ногой делает шаг шире, а другой короче, и поэтому получается, что идет он по большому кругу с многокилометровым радиусом и возвращается на место, откуда вышел. Фрида похолодела от этой мысли, ей совсем не хотелось возвращаться к началу пути. Она пошла дальше, прихрамывая поочередно на обе ноги и пританцовывая, лишь бы только уйти с этой треклятой траектории круга.
«Лучше сгинуть в лесу, чем подвергнуться неизвестно чему и неизвестно за что, – содрогнулась Фрида, – а вообще, если я останусь живой, то никогда не забуду свой тридцать первый год рождения».
Сколько именно километров и в какую сторону света прошла Фрида в ту злополучную ночь, она сказать не могла. Она шла «на автопилоте», не чувствуя своего тела и гоня панические мысли из головы. Когда отчаяние полностью охватило ее существо, воспаленные, опухшие глаза заметили, что лес стал редеть, появились опушки с вырубленными деревьями, то есть стало видно присутствие человека, и это не могло не обрадовать ее. Когда она услышала лай собаки, сначала похолодела от ужаса, решив, что это волки, но, сообразив, что это собака, еще раз убедилась в том, что ее предположения о близости людского поселения верны. У нее открылось второе дыхание, Фрида поспешила на лай и вышла на узкую проселочную дорогу и побрела по ней, повинуясь внутреннему чутью.
«Интересно, хоть одна машина проедет по этой дороге? Я даже не знаю, где нахожусь и сколько прошла от того дома, где меня удерживал похититель. А вдруг мой мучитель поедет этой дорогой и увидит меня, голосующую на дороге и просящую помощи? Я его лица не видела».
Примерно через двести метров Фрида взошла на небольшой пригорок и увидела впереди себя в небольшой низине небольшую деревушку, откуда и раздавался собачий лай, – деревянные, темные дома, окруженные заборами, и поделенная земля на квадраты для огородов и садов. Сердце Фриды радостно застучало. «Я спасена! Я вышла к людям! Я не пропала в этом лесу!»
Она подошла к крайней избе и постучалась в калитку. Слабый стук растворился в ночи. «Как-то неудобно будить людей ночью, но делать нечего, до утра я ждать не могу».
И она продолжала колотить в калитку, но дом оставался безмолвным. Она переместилась к следующему дому и постучала в калитку там. Где-то на краю деревни лаяла та собака, которая служила Фриде своеобразным маяком. Постучавшись во второй раз, она разбудила спящую цепную собаку. Та залаяла с остервенением, ее лай подхватила еще одна псина, и зазвучало трио. Во второй с краю избе зажегся свет, а затем открылась дверь. Мужчина среднего возраста в трусах и майке, с брюшком и лохматой, давно не стриженной головой закричал:
– Гектор, молчать! Пристрелю, подлюга! Спать не даешь!
– Эй, мужчина, – закричала Фрида, махая рукой поверх забора, – помогите мне!
– Что? Кто здесь?
– Помогите мне, – попросила она и заплакала.
Ее усадили за большой деревянный стол в комнате, служившей кухней, на табуретку, покрытую кусочком клеенки. Мужчина, хозяин дома, быстро нацепил на себя вытянутые на коленях треники и вылинявшую рубаху. Его жена Анастасия в ночной рубашке и косынке, повязанной поверх головы, увешанной бигуди, участливо разглядывала незваную гостью.
