– Откуда ты, брат? Ты не местный?
– Да… Я чеченец.
– Вот как.
– А что такого?
– Да ничего, брат. Просто я ни разу не видел чеченцев. Ты давно на джихаде?
– Два года.
– Я дольше.
За горой был слышен шум машин.
– Надо уходить, – сказал Ислам.
Бородач остановился, вытер лицо рукавом и проговорил:
– Это, наверное, первое шоссе. Пошли. Ты спрячешься у дороги, а я поймаю машину.
– Нет. Надо идти пешком. В машине нас поймают.
– Не поймают. Если Аллах помог нам избежать верной смерти, неужели ты думаешь, что Он не поддержит нас и сейчас?
Машину Габбас остановил почти сразу. Первый же водитель тяжелого грузовика тормознул и показал беглецам назад, на полку. Там было тепло, имелись одеяло, чтобы прикрыться, и занавеска. Грузовик был китайского производства, потому в кабине сильно пахло дешевой пластмассой.
Дорога была вполне хорошей, без колдобин, и ехали они очень быстро, под сто километров в час.
Потом машина начала замедлять ход, и водитель прошипел:
– Граница! Сидите тихо.
Машина теперь двигалась рывками, видимо, на границе скопилась очередь. Ислам лежал так, что перед его глазами был узенький просвет между занавесками, и он кое-что видел. Машины и автобус за окном тоже перемещались лишь время от времени. Потом Ислам разглядел колонны и высокую крышу, самый краешек здания пограничного поста. Кабины таможенников были дополнительно защищены бетонными блоками, расписанными черными и желтыми полосами. Перед самым постом дорога поднималась. Там было устроено что-то вроде «лежащего полицейского».
Двигатель бормотал на холостых оборотах. Стукнула дверь.
– Салам алейкум, господин!
– Салам. Пустой идешь?
– Да, эфенди. Возьму груз в Пешаваре и двинусь обратно.
Дверца захлопнулась. Двигатель взял более высокую ноту, и грузовик снова тронулся в путь.
– Прошли! – раздался голос водителя.
– Аллаху акбар! – Габбас первым полез на пассажирское место. – Пусть милостивый и милосердный воздаст тебе благом за добрые дела…
– У меня дядя в Пешаваре, – сказал водитель, разгоняя грузовик. – Если хочешь, он тебя спрячет, брат. И твоего друга тоже. Даст работу.
– Нет, ты и так был добр к нам. Останови на выезде из Торкхама. Там, где базар, на котором запчасти продают. Дальше мы сами разберемся.
– Храни вас Аллах.
Город Торкхам стоял у самой границы Пакистана и Афганистана. Его обитатели жили в основном за счет транзитных перевозок и торговли. На окраине города, у самого шоссе, ведущего на Пешавар, кишел народом самопальный базарчик. Там торговали всяким металлом и разбирали машины на запчасти. Водитель остановил грузовик. Беглецы спрыгнули на обочину, еще раз поблагодарили его и пошли к базару. В этом же направлении и обратно прямо по обочине шагали люди. Эти прохожие видели их, оборванных, грязных, в крови, но смотрели равнодушно, как будто не замечали. Здесь не Германия, не США – никто не будет звонить в полицию.
Беглецы шли медленно, быстро просто не могли.
Какой-то мужчина, несущий довольно большую, на вид очень даже тяжелую сумку, обгоняя их, поинтересовался вполголоса:
– Помочь, братья?
– Рахмат, брат, мы знаем, куда идем.
– Тогда храни вас Аллах.
– И тебя, брат.
У самого края базарчика они свернули направо и углубились в лабиринт самодельных строений, служивших как лавками, так и складами. Все они были одноэтажными, слепленными из чего попало. То, что в них не поместилось, хранилось рядом, навалом у стен, и было весьма похоже на груды металлолома.
В Пакистане имелось свое автомобильное производство, правда, только сборочное, а вот в Афганистане не было вообще ничего. Поэтому торговцы, собирающиеся на этом базарчике, ориентировались в основном на покупателей из Афганистана. Здесь можно было купить все, от любого болта до двигателя в сборе, в том числе и для тех моделей машин, которые сейчас не производились. Здесь же мастера ремонтировали автомобили. В том числе и так, как было «усовершенствовано» то самое такси, в котором афганские солдаты хотели взорвать беглецов.
– Куда мы идем? – спросил Ислам, шагая за Габбасом.
– К одному хорошему другу. Он нам поможет.
– А если тут полиция?
– Тут нет полиции, никто ее сюда не пустит. Если бы она была, я давно уже увидел бы это.
Они свернули и пошли по улице, где на импровизированных подъемниках и ямах, выкопанных в земле, производился капитальный ремонт машин. Пахло соляркой, горячим металлом, мелькали искры сварки.
У одного из таких мест Габбас резко свернул, обогнул машину, двигатель которой висел на талях, и схватил со спины человека в сером комбинезоне, который что-то делал с этим мотором.
– Салам, Джамал! Бросай свои дела. Всех денег все равно не заработаешь!
Механик резко повернулся. У него были грубые черты лица и небольшой шрам у виска.
– О, Аллах! Мохандес, это ты!? Ты же в Афганистане!
– Слава Аллаху, я здесь, брат!
– Слава Аллаху! – Механик бросил инструмент на капот, обнял Габбаса и даже оторвал его от земли.
– Тише!..
– Как ты здесь?..
– Волей Аллаха, брат. Позволишь зайти?
– Конечно, брат! Мой дом – твой дом. А это кто с тобой?
– Один брат. Мы вместе сбежали.
– Слава Аллаху! Идите сюда. У меня что-то осталось от обеда.
– Почему тебя тут зовут Мохандес? – спросил Ислам через десять минут, жадно поглощая самые обычные макароны с кетчупом, совсем не мусульманскую еду, но сытную и вкусную.
– В переводе с арабского «мохандес» означает «инженер». Такую кличку братья дают тем, кто хорошо разбирается в механике и может в этом помочь.
– Так ты инженер?
– Да, брат, в обычной жизни. А у тебя какая кличка?
– А у меня нет клички.
– Почему же? Как так?
– Мы только вышли на пути Аллаха. Нас схватили, я волей Всевышнего остался в живых и не стал мучеником за веру, как другие братья.
– Почему же тебя не убили?
– Не знаю, брат, – искренне ответил Ислам. – Может, потому, что я чеченец. Они допрашивали меня. Но я ничего не сказал! Аллах свидетель!
– Да, брат, я верю. Иначе бы тебя не посадили к нам в яму. Стукачей оставляют в живых. Ты по-прежнему хочешь идти по пути Аллаха?
– Да, брат, хочу, – сказал Ислам и опять был почти искренен.
