Страшной трагедией для всех оказалось то, что они потерпели поражение. На место цивилизации пришли дикость и варварство. Бандиты и убийцы одержали верх, поняли, что одолеть цивилизацию в принципе возможно. Корень того, что творилось сейчас по всему региону, крылся именно в этом. Теперь исламистов можно остановить, только пролив море крови. Они готовы платить за победу самую страшную цену. Ту, на которую мы уже не согласимся.
Полковник помнил одну вещь, которую в Афганистане пересказывали из уст в уста. Однажды молодой человек пришел к старшему товарищу по партии и сказал: «Отец хочет отправить меня учиться. Куда мне идти?» И старший товарищ ответил ему: «Если хочешь блага для себя – езжай учиться во Францию. Если хочешь блага для афганского народа – езжай учиться в СССР».
Этот разговор и в самом деле был. Просто партийные агитаторы не любили упоминать имя этого самого старшего товарища. Им был Хафизулла Амин, который первым заявил, что в Афганистане строится социалистическое общество. Правда, он делал это террористическими методами, сместил, а затем убил своего предшественника Тараки. Амин погиб в ходе штурма президентского дворца советским спецназом в семьдесят девятом году. Вот такая, понимаешь, загогулина!..
От Пешавара машина повернула на север. Дорога шла в горы, но местность вокруг нее была относительно обитаемой. То тут, то там виднелись домишки и небольшие базарчики, где торговали гуманитаркой и самым разным добром, уворованным с конвоев. Тут же, у дороги, шустрые пацаны продавали бензин и солярку из больших пластиковых бочек.
Дорога была в две полосы в каждом направлении, кое-где сужалась до одной, просматривалась плохо. Ехать с такой скоростью, с какой двигались они, мог только опытный и знающий дорогу водитель. Машины в основном маленькие, много старых грузовиков и небольших трехколесных мотоциклов, перевозящих как людей, так и грузы. Верстовые отметки в виде камней, сильно похожих на могильные памятники, что само по себе навевало мысли о нехорошем.
Они проскакивали через городки. Дома, стоявшие у дорог, были в основном сделаны из бетонных плит, относительно современные. Но тут же сильно портила впечатление самопальная застройка, какие-то хибары из ржавого железа и шифера. Все было неопрятным. Краска облупилась от старости, кирпич полуразрушен, железо ржавое. Полно рекламы, все надписи на урду, старые, выгоревшие под солнцем.
Везде стояли спутниковые антенны, на веревках сушилось белье. Прямо рядом с трассой играли дети, потому что больше им развлекаться было негде. Для страны, в которой проживает уже под двести миллионов человек, тут было удивительно немноголюдно. По местным меркам, конечно. Дело в том, что плотность населения в Пакистане резко возрастает к югу, где стоит громадный, двадцатипятимиллионный Карачи. Многие пакистанцы и вовсе не живут в своей стране. Они работают в Саудовской Аравии, ОАЭ, Иране, Китае.
Тем не менее, когда путники проскакивали города, им на глаза то тут, то там попадались кучки мужчин. Они группировались у стоянок такси, возле дуканов или просто на улице. Эти люди никуда не шли, просто разговаривали между собой, иногда провожая машины озлобленными взглядами. Кто это – догадаться труда не составляло. Сейчас у них не имелось оружия. Но можно было не сомневаться в том, что оно есть у каждого, пока припрятано и в нужный момент появится в руках.
Потом они свернули в горы. Дорога тут была всего лишь более-менее накатанной колеей. В некоторых местах такой громадной машине, как «Линкольн», было трудновато пробраться. Пассажирам оставалось надеяться на то, что местный водитель знает, что делает, и они не улетят в пропасть. По дороге двигались мотоциклисты и пешеходы. Они давали машине дорогу, и лица их были каменными, непроницаемыми, как у индейцев.
Дважды они останавливались на намаз, но Куракин не совершал молитву, а просто смотрел по сторонам. Он подумал, что здесь можно было бы организовать курорты, как в той же Швейцарии, и даже лучше. Ведь мелмастия, пуштунское гостеприимство, остается одной из основополагающих традиций этого народа, определяющих их идентичность. Для этого надо было только перестать стрелять и изгнать с этой земли тех, кто убивал и будет это делать, что бы ни случилось.
Солнце уже миновало свой апогей, когда «Линкольн» въехал в город и остановился около больших, недавно покрашенных ворот. Машина дала сигнал, ворота отворились, и они проехали внутрь.
Хозяин дома ждал их на пороге.
Он накрыл богатый стол. С местным супом из потрохов, мясом и множеством зелени. Пищу они вкушали на местный манер, не за столом, а на расстеленном толстом стеганом одеяле, называемом курпачи. Прислуживали им молодые мужчины.
– Хвала Аллаху за то, что насытил нас, – заявил молодой исмаилит, первым оторвавшийся от трапезы. – Пусть завтра Он насытит нас не хуже.
Шейх посмотрел на него несколько неодобрительно. Возможно, потому, что тот воздал хвалу Аллаху не так, как это предписывал обычай. Возможно, потому, что молодой человек поковырялся в тарелке. Зато второй гость ел с большим аппетитом. Видимо, он действительно был голоден.
– Все в воле Аллаха. И пусть Он насытит несчастных, которым не дано такого богатого стола.
Оно, конечно, так…
После того как подали чай и сладости, стало можно говорить. Конечно, не сразу о делах. Минут десять – пятнадцать надо было вести светскую беседу, поинтересоваться делами хозяина, его здоровьем, состоянием домашнего скота.
Наконец-то полковник решил перейти к делу и проговорил:
– Мы благодарны Аллаху за то, что такой уважаемый человек, как вы, шейх Джавад, напомнил негодяю Усману о столпах веры и разрешил нашему человеку, которого он украл, совершить намаз вместе с вами. Это благое деяние, и Аллах, несомненно, оценит его.
– Это не благое деяние, – сказал шейх. – Всего лишь напоминание заблудшему и грешному не только о шариате Аллаха, но и о правилах поведения в чужом доме. Этот несчастный сам не ведает, что творит. Но свой путь в ад он уже вымостил камнями величиной с гору.
– Возможно, уважаемый шейх, Усман повел себя столь недостойно в вашем доме, потому что он из чужого народа и не знает правил поведения, предписываемых кодексом чести пуштунвали, – сказал Куракин, осторожно выворачивая разговор в нужное ему русло.
Может, ему показалось, но в глазах шейха мелькнуло одобрение. Вероятно, тот не ожидал, что неверный сможет столь умело вить нить разговора, не говоря ничего в лоб и не оскорбляя собеседника, но все-таки донося до него нужное.
– Традиции гостеприимства схожи у многих народов, – заявил шейх. – Скажи, разве у твоих соплеменников не принято дать кров и стол гостю, который не должен оскорблять чужой дом своим недостойным поведением?
– Да, в этом наши народы схожи. Русские люди тоже славятся своим гостеприимством, чем сильно отличаются от европейцев и американцев, уважаемый шейх. Точно так же, как и вы, мы не терпим чужаков на своей земле и даем отпор любому, кто придет на наши земли не с добром.
Шейх вынужден был отражать замаскированную атаку.
