– И вы копайте, пока эти дохляки отдыхают! У нас мало времени!
Мончегорову показалось, что он ослышался. Но Карим достал пистолет, подул в ствол и спрятал обратно под куртку. Да и его приближенные беспрекословно выполнили приказ. Стало ясно, что начальник экспедиции не шутит.
Иван Степанович взялся за лом и принялся бить в землю. По счастью, каменистый слой уже прошли, и здесь грунт был уже мягче. Володя тоже орудовал ломом, а Рустам – лопатой. Через полчаса Мончегоров выдохся, выбрался из ямы и сел на телегу. Он был готов к конфликту, но Карим не стал возражать.
– Насос работает? – спросил он, осматривая покрытый ржавчиной кожух.
– Не пробовал. Думаю, надо его разобрать, смазать, потом запустить…
– Вот этим и займитесь! Кто нужен, берите в помощь…
– Эй, тут торчит какая-то хреновина! – воскликнул Рустам.
Карим подошел, глянул.
– Обкопайте осторожно!
И повернулся к Мончегорову:
– Гляньте, господин инженер! Что это такое?
В голосе слышалось не почтение, а издевка. Да и какое почтение может быть к человеку, которого под пистолетом заставляют выполнять черновую работу? Но деваться некуда – дело идет к развязке…
Он доковылял до раскопа, спустился в пахнущую сыростью канаву, нагнулся. Из основной трубы выступал фланец, а из него выходили четыре толстых провода в свинцовых рубашках. Их концы были замотаны рубероидом и поверху закручены проволокой.
– Дайте молоток! – он, не оборачиваясь, протянул назад руку. Карим вложил в нее молоток. Удар повыше фланца – звонкий отзыв. Еще выше – опять звонкий. Выше – глухой.
– Вот линия бетона! – показал он.
– А эти провода зачем? – спросил Карим.
– Не знаю. Надо подумать…
– Ну, думай, Склифосовский! – презрительно махнул рукой Карим. – А чтобы руки не простаивали, занимайся насосом!
И переключил внимание на «шайку»:
– Не надоело прохлаждаться? Мои помощники за вас пашут, а бабки вам плачены! Давайте в канаву!
Тайга смерил его тяжелым взглядом, Муха и Карнаух недобро переглянулись, но возражать не стали. Через два часа раскоп углубился на полметра, фланец с проводами полностью обнажился, и Карим остановил работы. Лично простукав молотком трубу, он провел круговую черту мелом.
– Завтра здесь начнем резать! А пока – шабаш…
В лагерь они вернулись, когда начинало смеркаться. Поскольку на хозяйстве никто не оставался, то и обед отсутствовал. Вскипятили чай и наскоро поужинали мясными консервами. У Мончегорова аппетита не было, хотя целый день он ничего не ел. Настроение у него было как у машиниста, который, в отличие от пассажиров, видит, что поезд идет к пропасти. Хотя и «шайка» заметно помрачнела.
Карим это заметил.
– Что, мужики, невеселые? – примирительно спросил он. – На меня обиделись? Так я ведь не со зла… Просто задолбала эта труба, вот и сорвался! А вы, как девочки…
– Да мы не потому, – глядя в сторону, сказал Тайга. – С ведьмаками этими… Если опять придут да засаду устроят…
Карим засмеялся и махнул рукой.
– Я же сказал вам – не вопрос! Пусть только сунутся!
Он и Карим с Володей собрались у вездехода и о чем-то разговаривали, облокотившись на броню, а все остальные зашли в барак и устало повалились на нары.
– Чё-то даже жрать не хочется, только спать, – сказал Карнаух. – Вроде и работаем на свежем воздухе, и балабас
[18]
не хилый…
Момент был подходящим, и Мончегоров озабоченно спросил:
– Слабость, значит? А в горле першит?
– А чё? – насторожился тот.
Все остальные тоже притихли.
– У меня второй день то же самое…
– И чё?
– Это из-за радиации…
– Ты ж говорил – нормально всё?! – разозлился Тайга.
– Нормально, если долго там не находиться…
Тайга сквозь зубы выругался и повернулся на другой бок, а занадворовцы, чьи нары были рядом, ещё долго перешёптывались.
Ночью все проснулись от гулкого удара в дверь и скрежета когтей по дереву. Доски прогнулись, засов предательски заскрипел. Ясно было, что запоры долго не выдержат. Люди вскочили и сбились в кучу, слушая, как кто-то большой и сильный возится и сопит за ненадежной дощатой дверью.
– Пошел вон, тварь! – крикнул Карнаух.
В ответ послышалось рычание, и дверь снова содрогнулась.
– Приготовься, Володя, сейчас я его отпугну, – Карим несколько раз выстрелил из пистолета, вспышки на мгновение разрезали темноту, высветив испуганные лица. Запах горелого пороха наполнил помещение. Крыльцо заскрипело, освобождаясь от тяжести зверя. Недовольное рычание отдалилось.
Володя прильнул к окну и всматривался в темноту, слегка рассеиваемую светом слабой лампочки над входом. Против ожидания карабина в его руках не было. Все столпились за ним, глядя, как огромная бесформенная туша неспешно бродит вдоль барака, то и дело останавливаясь и принюхиваясь.
– Сейчас учует… – процедил Володя.
– Если не получится, возьмешь карабин и завалишь эту мразь без затей! – сказал Карим. Никто не понимал, что они имеют в виду, но все чувствовали, что эти двое не боятся медьвака. Мончегоров им даже позавидовал. Ему было, мягко говоря, не по себе. Очень не по себе! Как, впрочем, и всем остальным…
Бесформенная масса направилась к складу, но на полпути остановилась и с рычанием стала рыть землю. Тут же раздался взрыв, ярко блеснула вспышка, тушу отбросило в сторону, раздалось ужасное рычание, перешедшее в жалобный вой…
– Готово! – Володя схватил карабин. – Карим, прикрой меня!
Они открыли дверь и выбежали наружу. Карим с автоматом стоял возле крыльца, осматриваясь, а Володя подбежал к умирающему зверю, вскинул карабин к плечу и выстрелил. Вой смолк. Они вернулись в барак.
Тайга зажёг керосинку.
– Что это было? – спросил Иван Степанович.
– Да ничего особенного! – со смехом рассказал Володя. – Закопал наживку и заминировал!
Но никто не разделил его веселья. Люди молча разошлись по своим местам.
– Зря это, – пробормотал Омон. – Они мстить будут…
– Не бойся, Миша! – покровительственно сказал Володя. – Я их всех перебью!
Керосинку гасить не стали. Щелей, через которые ветер вытягивал запах горелой солярки, было достаточно, а со светом спать не так страшно. Впрочем, сон как рукой смахнуло. Все лежали, настороженно вслушиваясь в ночные звуки. Казалось, что кто-то ходит вдали, Муха даже сказал, что расслышал рычание. Только под утро все уснули. Первыми поднялись занадворовцы. Михаил взял ружьё, и они с Николаем осторожно вышли на улицу, прикрыв за собой дверь. Через некоторое время проснулись и остальные.
