— Ладно, договорились, — легко согласился Шибаев. — Сделаю, что могу. Еще кофе? Слушай, а может, перекусим? Что-то я проголодался.
Глава 18. Утро Жанны
Проводив Шибаева, Жанна вернулась в спальню, рухнула в постель и проспала как убитая до самого утра. Верный Макс, которого она впустила к себе, устроился на коврике и тоже спал как убитый, подергивая во сне лапами.
— Ну и что теперь? — спросила она себя, проснувшись и рассматривая серый сумрак в просвете между штор. — Опять дождь? И новый жизненный расклад? И где в нем я?
Вставать не хотелось, идти на работу не хотелось, ничего не хотелось, но некое чувство сродни любопытству проклюнулось внутри — что дальше? Поверил ли ей этот сыщик? После их близости… наверное, поверил. Она невольно улыбнулась.
Но главное не это, а то, что теперь он ее не заложит. Это будет просто неприлично. А вера… дело такое — пусть не верит! Но не думает же он, в самом деле, что она убила Плотникова? Почему не думает? Очень даже. Ведь она почти призналась — и нож носила, и вокруг дома ходила… Ее видела жена Плотникова — если показать ей фотографию, она вспомнит. Возможно, вспомнят и другие. Значит, сейчас главное — изолировать сыщика. Как? Разные есть способы… Она потянулась, зевнула, запрокинула руки за голову, посмотрела на щенка и спросила:
— Ты меня осуждаешь?
Макс громко, с подвизгом, вздохнул и замолотил хвостом.
Разные есть способы… Можно предложить сыщику денег или… С другой стороны, вряд ли он сам полезет со своей информацией — вопросов к нему будет больше, чем ответов, он прекрасно понимает, что с ментами связываться себе дороже. Сыщик — единственный свидетель, знающий о ее связи с Плотниковым. Если во время следствия всплывет история с наездом — на улице были люди, может, кто-нибудь запомнил Плотникова, а потом увидел его по местной программе и узнал, — то ее, возможно, станут искать. Ну и что? Найти ее практически невозможно. В больницу она не обращалась, никаких следов после себя не оставила. И тут все снова упирается в сыщика.
Сыщик… Александр Шибаев… Она попыталась определить свое отношение к нему — вспомнила, рассмеялась и накрылась одеялом с головой. Шлюха! С первым встречным! И Валера явился некстати… а ведь он теперь подумает, что Шибаев ее любовник. Ну и пусть! У него молодая стилистка, у нее — сыщик. Идем в народ. Как он ему врезал! Валера — дрянь! Куда только делись манеры, у своей новой нахватался? Но получилось некрасиво, нужно было отдать кольцо, черт с ним! Орала как базарная баба! Стыд и позор.
И что теперь прикажете делать? Если сыщик позвонит и попросит о встрече? Сказать, голова болит? Что она кричала ему вчера? Что она его нанимает, что хочет пожать убийце руку, о ноже… а зачем было вообще упоминать о ноже? И о том, что выбросила его в реку? Таскала-таскала в сумке, а потом вдруг взяла и выбросила? С какого дива? Он не дурак, этот сыщик. Она растерялась и с перепугу все выложила. Когда она увидела его вчера у банка — чуть в обморок не свалилась. Она не ожидала, что он найдет ее! Шла сквозь толпу, ее толкали, а она лихорадочно раздумывала, что же теперь делать, чувствовала спиной его взгляд и понимала, что поговорить с ним все-таки придется, никуда не денешься, раз он ее вычислил. И главное — решить, что сказать и чего не говорить.
Она захватила его врасплох — Жанна рассмеялась, вспомнив его растерянное лицо. Он свернул за угол — а тут она!
А если он начнет ее шантажировать? Ее обдало жаром…
Она сидела перед зеркалом, впервые за много дней рассматривая себя с любопытством и как бы его глазами. Бледная, с точками румянца на скулах, с распухшими губами и пьяным взглядом… Она вспыхнула, вспомнив, как он поцеловал ее, дотронулась пальцем до губ, зашипела от боли, наткнувшись на ссадинку…
Улыбнулась своему отражению, томно, со значением и тайной. Ей пришло в голову, что впервые с… тех пор, она не думает о том, что с ней произошло. Она посмотрела на щенка и сказала:
— Знаешь, Макс, если честно — было неплохо. Он… как бы тебе это сказать… не то что Валера. Валера — высокомерен, ироничен… ну, ты и сам видел вчера. Любит изображать из себя вожака стаи, и я ему подыгрывала… всю жизнь, даже в постели, извини за пошлость. Он из тех королей, которых играет свита. А этот Александр Шибаев — ему подыгрывать не нужно, он действительно вожак, хотя немного лоска ему не помешало бы. А как дерется! И вообще… — Она хмыкнула и вспомнила, как он взял ее за плечо, тряхнул, и она замерла — вот, сейчас! Не отдавая себе отчета — что «сейчас». И потянулась к нему… Ей уже кажется, что она поцеловала его первая. Черт, одиночество до добра не доводит!
* * *
В пять утра они наконец улеглись. Алик ворочался на выбоинах шибаевского дивана, проклиная себя за три опрометчиво выпитые чашки кофе, Шибаев же уснул мгновенно, как провалился, и приснился ему сон: некто в маске и черном развевающемся балахоне влетает в пустой двор. Он, Шибаев, почему-то крадется сзади. Посреди двора стоит большой черный автомобиль с сине-белой эмблемой «BMW» на капоте. За стеклом виден человек. Фигура в маске подлетает к автомобилю, дергает на себя дверцу, она распахивается, фигура выхватывает из-под балахона нож и ударяет человека за рулем. Оглядывается на Шибаева, прикладывает палец ко рту — молчи! Маска слетает, и он видит Ильинскую! Она смеется, подхватывает свои черные одежды, со свистом проносится мимо него, на ходу протягивая ему окровавленный нож. Он берет нож и…
Досмотреть ему не удалось — измученный бессонницей и гадким диваном Алик затормошил его с дурацким криком: подъем! Шибаев посмотрел на будильник — семь утра. За окном было светло, и, кажется, впервые за последнюю неделю из-за туч вылезло выморочное блеклое солнце. Шибаев перевел внимательный взгляд на Алика и представил, как берет его пятерней за горло и слегка сдавливает. Невыспавшийся и недовольный Алик, не чуя худого, зудел насчет «абсолютно отвратительного» дивана и ночных излишеств, которые полностью на совести Шибаева, который неизвестно где всю ночь…
Шибаев протянул руку к его горлу, и тот проворно отскочил от кровати, а Александр снова закрыл глаза.
Заснуть ему, однако, не удалось, и сон свой он так и не досмотрел, зато смог перебрать по зернышку вчерашние события и выловить парочку жемчужинок, образно выражаясь. Даже целых… раз, два… пять! Итогом раздумий было несколько образовавшихся вопросов, ответов на которые у него не нашлось. А также чувство, что он чего-то недопонял, не раскусил, не так истолковал и повелся, что вызывало сейчас дискомфорт и недовольство собой.
Номером один был вопрос о ноже. (Шибаев мысленно загнул палец). Когда Ильинская выбросила его — до убийства или после? Значит ли это, что нож больше был не нужен?
И с какого моста? Мостов в центре города два, один несколько дней уже закрыт на реконструкцию, о чем не все знают, а он узнал совершенно случайно. Необходимо уточнить. Он спросил ее о ноже, но им помешали, и вопрос повис в воздухе.
Зачем выбрасывать нож, которым не воспользовалась? Выбрасывают реальную улику, а не потенциальную. Мысль об иррациональности прекрасного пола уже не казалась убедительной. Ильинская — человек дела, жесткий, сильный, уверенный в себе, и история с ритуальным бросанием ножа с моста выглядит сейчас неубедительно и просто глупо.
