– Сколько их? – спросил Ревенков, голос его звучал глухо и удивленно.
– Сколько и было – двадцать. – Она помолчала. – Что ж. Будем считать, что расследование завершено. Хоть и без моего непосредственного участия.
Ревенков на другом конце трубки не реагировал. Видно, был еще под впечатлением от новости.
А Маша продолжила:
– Я постараюсь довезти их вам в целости и сохранности. Думаю, зайду завтра к местному антиквару, чтобы он помог мне их правильно завернуть, и… – И тут Маша сама запнулась, задумавшись. Как же так! Неужели все это было всего лишь ради двадцати старых кусочков фаянса?
– Чего? – переспросил ее Ревенков, и Маша поняла, что сказала последнюю фразу вслух.
– Ведь дело же не в изразцах! – выпалила Маша с неожиданной для себя пылкостью. – Понимаете, они, эти играющие дети, всего лишь отправная точка. Ключ. Мы же так и не разгадали, почему их у вас украли! Но я чем дальше, тем больше хочу понять. Зачем украли? Отчего вернули? Что там вокруг них за история? Неужто вам самому не любопытно?
– Любопытно, – медленно ответил Ревенков. – А вы, по ходу, сами заразились этими плиточками, нет?
Маша виновато посмотрела на играющих на покрывале мальчишек из XVI века. Да. Она действительно подцепила этот вирус. Но оторваться от расследования сейчас, когда у нее в руках наконец оказались настоящие изразцы – прохладные на ощупь, в мелкую трещинку по белому полю и с кобальтовым, ничуть не выцветшим за прошедшие века рисунком, – не было сил. Она хотела идти дальше и узнать больше.
– Дайте мне еще десять дней! – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал не слишком умоляюще. – Еще десять дней, и если у нас не будет никаких подвижек, то…
– Ладно. – Где-то там, в Питере, Ревенков выдул дым. – Будь по-вашему. Если, по ходу, за ближайшие десять дней ничего не узнаете, возвращайтесь в свою Москву. Расходы я без базара беру на себя.
– Спасибо! – благодарно выдохнула Маша.
– Да не за что. – Ревенков со вкусом зевнул, уже явно потеряв интерес к беседе. – Думаете, там и правда сокровище, а? Тогда процент получите, чем плохо?
Положив трубку, Маша еще некоторое время смотрела, задумавшись, на изразцы. У нее впереди было целых десять дней. Всего десять дней.
Она опять схватила телефон и позвонила по предпоследнему номеру:
– Месье дер Страат? Это Мария Каравай. Не могли бы вы все-таки уделить мне час своего времени?
* * *
Маша остановилась на разводном мостике, чтобы насладиться открывающейся картиной. Дом дер Страата стоял на берегу канала, уже за официальными пределами города. Мимо проходила дорожка, по которой в любую погоду было налажено движение велосипедистов в сторону моря. Спортсмены, одетые в профессиональные обтекаемые костюмы, низко склонившись над рулем, и белобрысые фламандские семейства на разнокалиберных великах проезжали мимо кирпичного домика с высокой крышей и большими, забранными в частый переплет окнами. И – не обращали на него ровно никакого внимания. Очевидно, те, кто заворачивал к дер Страату, не были случайными визитерами. Вокруг дома, на едва начавших нежно зеленеть полях, паслись толстые коровы цвета карамели и кучно росли деревья, протягивающие бледным голландским небесам купированные узловатые ветви, уже дающие первые побеги.
Маше показалось, что время застыло, предлагая ее глазу картинку из «малых голландцев»: перед ней простирался заниженный горизонт, от чего так по-особому преломлялись утренние лучи, создавая волшебную наполненность воздуха. Тот самый знаменитый золотистый свет, льющийся с полотен старых фламандских мастеров. Ничего не было ими выдумано, все так и существовало тут, как в застывшем янтаре, многие столетия: низкие земли позволяли раздаться пространству небес, и небеса становились вместе с армадой облаков главным героем ландшафта.
Проехала очередная семейная компания на велосипедах. Маша подошла к двери под скромной вывеской Antiek и дернула проржавевший колокольчик с надписью Welkom, внутренне ожидая, что на порог выйдет герой Хальса с трубкой и в лоснящейся шляпе с обвисшими широкими полями. Однако увы! Открывший ей дверь дер Страат оказался вполне современным, впрочем, весьма приятным седеющим мужчиной с тонкими чертами лица, в очках в квадратной оправе и бледно-голубом кашемировом свитере под горло. Ногой в красных вельветовых брюках он отодвигал от двери дружелюбного пса-лабрадора, рвущегося облобызать посетительницу, и уже протягивал для рукопожатия узкую сухую ладонь.
– Welkom! – с улыбкой повторил он написанное на дверном колокольчике приглашение. – Добро пожаловать! Проходите!
Беседовали они прямо в салоне дома, приспособленном под выставочное помещение, – дер Страат указал Маше на плетеный стул за длинным крестьянским, покрытым благородной восковой патиной столом.
– Хотите кофе?
Маша кивнула. Она уже гладила собаку, притулившуюся у ее ног (как там поживает ее Раневская?), и завороженно смотрела в окно, где отражался задний двор дома. Пустые конюшни, нынче, судя по тому, что она успела заметить через приоткрытую дверь, служившие складом для старой мебели; за ними – поросшая плющом полуобвалившаяся каменная стена, которую никто не собирался чинить ввиду ее необыкновенной живописности… Очередная живая картина, вставленная в оконную раму. Дер Страат колдовал над антикварной же медной туркой, и Маша, почувствовав аромат, одновременно услышала, как кофе с шипением выливается на плиту, а хозяин дома тихо ойкает, явно ухватившись в спешке за обжигающую ручку.
Наконец она получила свою маленькую толстостенную чашечку в мелкий цветок и, отпив первый глоток и удовлетворенно вздохнув, спросила:
– Месье дер Страат, как у вас появились эти изразцы?
– Обычно, – пожал он сухими плечами. – Я работаю с несколькими компаниями, занимающимися ремонтом или сносом старых домов. Мне позвонил один из прорабов: они сносили стены дома, чтобы увеличить внутреннее пространство, и…
– И там был камин, – тихо сказала Маша.
– Наверное, – кивнул дер Страат. – Я купил у него по бросовой цене все изразцы – около двухсот. Большинство – дешевенькие, эдакий второсортный продукт эпохи. Но двадцать – отличная серия. Выполнено явно с любовью к деталям и хорошим мастером, хоть сама тема и банальна.
– Играющие дети.
– Да. Но, мне думается, вы их уже видели.
Маша полезла в сумку и вынула уже весьма измятые копии фотографий.
– Эти?
– Они. – Антиквар мельком просмотрел пару первых страниц. – Я их запомнил, потому что у меня почти сразу нашелся на них покупатель… Кхм. Без денег.
– В смысле? – нахмурилась Маша.
– Пришел некий мужчина. Спросил о цене. Его интересовали только эти двадцать изразцов. Я знал, что у меня впереди – Салон антиквариата в Брюсселе, где они легко уйдут. Поэтому и цену запросил достаточно высокую – по двести евро за плитку.
