– Да? – произнес Симон, в трубке слышался звук столовых приборов, тихая музыка. Маша смутилась. У молодого человека романтическое свидание, а тут она… Но радость от находки пересилила чувство вины.
– Симон! Я нашла его! Хозяина герба! Его зовут Абрахам бен Менакен! А все остальное я перевести не могу. Тут все малочитабельно, готическим шрифтом и…
– Подождите, Мария. – Он что-то быстро сказал на нидерландском, Маша услышала женский голос, а потом объявил: – Ждите нас! Мы сейчас будем!
И отключился.
Они появились в дверях музея действительно через пять минут: Симон и неизвестная высокая девушка в черном облегающем мини-платье, открывающем ослепительные ноги. К сожалению, лицо у девушки было длинным, чуть лошадиным, но только Маша это отметила, как она улыбнулась, и Маша поняла, почему Симон так волновался перед свиданием: улыбка оказалась чудесной, освещала все лицо и не оставляла возможности для критики.
– Вы очень красивая пара, – не выдержала Маша, и оба очень мило переглянулись и покраснели.
– Каролин, – представилась девушка и по-приятельски поцеловала Машу в щеку. – Симон меня заинтриговал: сказал, что вы расследуете загадочную историю.
– Да! – Маша развернулась и первая по-хозяйски прошла по коридору обратно в кабинет. – Вот смотрите!
И она протянула Симону и Каролин том, открытый на странице с гербом. Оба склонились над текстом и зашевелили губами. В какой-то момент смысл явно был двояким, и парочка, нахмурившись, кратко обсудила его между собой по-фламандски.
А потом Каролин вновь обратилась к Маше:
– Тут сказано, что огранщик диамантов и ювелир Абрахам бен Менакен приехал в Антверпен из Венеции!
– Ха! А туда он явно сбежал из Испании! – перебил ее Симон, но Каролин на него шикнула.
– Это реестр недвижимости, копия того, который должен находиться в антверпенском архиве. Здесь говорится, что у Менакена есть в собственности несколько домов в еврейском квартале в Антверпене. И один – в Брюгге.
– Я должна сделать ксерокс и еще раз съездить в архив, – возбужденно сказала Маша. – Изразцы наверняка родом из одного из этих домов.
– Подождите, Маша, – тронула ее за руку Каролин. – Я вам советую обратиться на алмазную биржу. Судя по обилию нажитого имущества, ваш Менакен был очень талантливым огранщиком. А при бирже существует библиотека по истории алмазной огранки.
– Что за алмазная биржа? – подняла голову от страницы с гербом Маша, а Симон и Каролин снова переглянулись.
– Мари, – ухмыльнулся Симон, – Антверпенская алмазная биржа – это наипервейшее место для любого огранщика и продавца камней. Она «материнская», объединяет чуть ли не тридцать подобных же бирж в Мумбае, Бангкоке, Нью-Йорке и даже Австралии. Плюс крупнейшая в своем роде, существует с 1947 года.
Каролин кивнула:
– У них оборот более пятидесяти миллиардов долларов. Там ежегодно обмениваются и покупаются сотни тысяч ограненных и неограненных камней.
– А огранка камней всегда была еврейским бизнесом, – подмигнул ей Симон. – Без рекомендации вас вряд ли туда пропустят, но моя мать, как основательница этого музея, имеет некоторые связи. Думаю, я смогу найти кого-нибудь, кто сумеет вас проконсультировать.
* * *
Едва ступив на улицу Пеликанстраат, охраняемую с двух сторон постами полиции, Маша поняла, что попала в другой мир. Пешеходная улочка была совсем коротенькой, голой, без единого деревца, застроенной современными серыми зданиями, и населяли ее явно особенные люди. Евреи с пейсами, индусы в чалмах и немногочисленные рыжие фламандцы быстро переходили от одного дома к другому, держа в руках черные кейсы (иногда пристегнутые наручниками к кисти).
Совсем рядом с Центральным вокзалом вдоль железной дороги грудились лавки, где продавали бриллиантовый «товар»: кольца, цепочки, серьги с разнокалиберными камнями зазывно блестели под яркими витринными лампами. Но лавок было так много, а драгоценности в них столь однообразны, что они казались ненастоящими. Маша, далекая от ювелирного мира, недоверчиво оглядывала ценники. И не испытала никакого девичьего трепета, вызванного желанием обладания.
Однако тут, на Пеликанстраат, все было иначе. Пугающе серьезно. За пуленепробиваемыми дверьми, ведущими во внутренние офисы, стояли неулыбчивые охранники, и по ним было сразу заметно: они здесь совсем не для декора. Мужчины с кейсами исчезали внутри, и все действо было окружено таинственностью и внушительностью. Сделки за теми дверьми проводились на миллионы долларов, а результаты этих сделок, выложенные в пластиковые коробочки, перетянутые банальными резинками, помещались в сейфы или в кейсы и отправлялись дальше по всему миру – в Сингапур, Тель-Авив, Париж, Лондон, Бомбей…
От Маши, позвонившей на входе, потребовали паспорт и сфотографировали в фас и профиль, после чего просканировали и ее саму, и ее сумку. Железный лифт захлопнулся, как сейф, и Маше показалось, что она сейчас задохнется. Но на нужном этаже дверь, к счастью, медленно раздвинулась. За стеклянной перегородкой ее ждал невысокий мужчина с крупными чертами лица: большим носом, большим же ярким ртом и темными живыми глазами чуть навыкате. Он пальцем указал ей на кнопку, установленную снаружи, у лифта. Маша нажала на нее, и две камеры с тихим жужжанием уставились прямо ей в лицо. Дверь со щелчком открылась, и мужчина подал ей полную руку:
– Самуэль Плаченик. Очень приятно.
Маша сделала шаг вперед и услышала еще один тихий щелчок: это за ее спиной закрылась дверь. Плаченик прошел вперед по коридору, одна стена которого оказалась тоже из толстого стекла. За стеклом располагался офис – несколько человек сидели над микроскопами. На разложенных рядом листах кальки сверкали под ярким светом простых «архитекторских» ламп на длинной коленчатой ножке камни разной величины. Осмотрев каждый, работники бриллиантового труда клали их пинцетом обратно, быстро заворачивали эдакой папильоткой и что-то писали простым карандашом…
– Завораживает, не правда ли? – произнес над ее ухом Плаченик и вздохнул. – Конец прекрасной эпохи…
Маша оторвалась от картинки за стеклом:
– Почему конец?
– А, – махнул рукой Плаченик. – Индийцы! Полностью перехватывают бизнес. Конечно, огранка в Азии стоит много дешевле. Сюда теперь везут гранить только очень крупные камни. Да и сама биржа зачахла! Это раньше Антверпен был пересечением крупнейших морских путей, а теперь – конкуренция. И Тель-Авив, и китайцы… – Он расстроенно вздохнул. – Впрочем, не буду забивать вам голову. Мальчик Мириам сказал, что вы интересуетесь Менакеном, так?
Маша не сразу поняла, что под «мальчиком Мириам» он подразумевает Симона, но кивнула: она действительно интересовалась Менакеном.
– Присядем. – Плаченик сделал приглашающий жест в кабинет, похожий на аквариум: две стены в нем были также стеклянные.
Маша осторожно присела на стул, обтянутый старым кожзамом. По центру стула виднелась дырка, явно от сигареты.
