Ургин кивнул.
– Слушаюсь, государь. Но позволит ли тебе хворь покинуть Воробьево?
– Коли не помру, поедем в любом случае.
– О чем ты, царь? О какой смерти? Тебе еще Русь поднимать.
Иван приподнялся.
– Ступай, Дмитрий. Готовь людей.
Ургин поклонился, вышел на улицу и увидел своего сына, стоявшего возле Григория Тимофеева.
– Алексей!
Княжич Ургин подошел к отцу.
– Здравствуй, батюшка.
– Здравствуй. Давно ли из Благого прибыл?
– Да как узнал, что государь сюда перебрался, так и отправился в путь.
– Матушка с Агафьей благополучно до села добрались?
Алексей удивленно взглянул на отца.
– А разве они не с тобой?
У Ургина похолодело внутри.
– Со мной? Я приказал Ульяне с дочерью уходить по реке в Благое. Вчера, когда пожар охватил почти всю Москву, но ветер немного стих. – Дмитрий резко повернулся к Тимофееву. – Гришка!
– Да, князь!
– Ты кого посылал передать приказ домашним уходить из города?
– Хотел Андрюшу Прыгуна, да не нашел его. Кругом все бегали, кричали, огонь тушили, поэтому поехал сам. Еле прорвался к нашему дому.
– Ты видел, как ладья отошла от причала?
– Конечно, видел. Сестру с племянницей сопровождал, как и было велено, Егор Лихой. Судов на реке было много, но ладья вышла на середину и двинулась в сторону удельного села. А что случилось-то?
– А то, Гриша, что не пришла ладья в Благое.
– Как это не пришла? – растерянно спросил Тимофеев.
– А вот так, не пришла, пропала, исчезла!.. – Дмитрий сорвался на крик.
Григорий попытался успокоить князя:
– Ты погоди раньше времени паниковать. И кричать не след. Тут виновных нет. На реке все могло случиться. Повредился борт, вот ладья и пристала к берегу. Ульяна с Агафьей сидят где-нибудь и ждут, покуда судно не починят. А может, и не смогли прорваться. Затор какой на реке вышел, и Уля решила вернуться домой, тем более что ветер утих.
– Все! – сказал Дмитрий, не без труда взявший себя в руки. – Делаем вот что. Ты, Алексей, давай-ка езжай обратно в Благое, собери мужиков и веди их на ладьях и пешими по реке, по обоим берегам вверх по течению до самого нашего причала. Осматривать все кусты, затоны, балки. Надо, собак возьми, хотя от них толку вряд ли будет. Ты, Лешка, должен найти мать с сестрой, понял меня?
– Понял, отец.
Ургин взглянул на Тимофеева.
– Ты, Гришка, бери коня и галопом в Москву, домой. Найдешь кого или нет, жди меня у целого дома или у пепелища. Завтра царь порешил ехать в Новоспасский монастырь к митрополиту. Я буду с ним. После заеду домой. Надеюсь, к этому времени отыщутся Ульяна с Агафьей.
– Понял.
– Так чего стоите? На коней и вперед, каждый по своему пути!
Отправив сына и свояка, князь в печали присел на лавку. Ему вспомнилось, как Ульяна просила его не уходить из дома, прощалась с ним. Видно, женское сердце вещало ей, что они больше не увидятся. Боль острым клинком пронзила тело князя.
Ургин не заметил, как из летнего дворца вышел Иван и приблизился к нему.
Он вздрогнул, услышав голос царя:
– Что с тобой, Дмитрий? Или, как и меня, поразила душевная хвороба?
Ургин проговорил:
– Семья у меня, государь, пропала.
– Как? – Иван присел на скамейку рядом с Ургиным.
Дмитрий поведал царю о своем горе.
Иван вздохнул.
– Много бед натворил пожар. Но отчаиваться не след. Сам видел, что на Москве вчера творилось? Многие семьи потеряли родных и близких. То же и на реке. Ты начал поиски жены с дочерью?
– Да, но, чует сердце, бесполезны они.
– Ну вот, то меня подбадриваешь, не даешь в тоске от всего отречься, то сам впадаешь в глухую печаль. Негоже так, Дмитрий. Господь милостив, обойдется. Невмоготу тут быть, езжай в свой удел или на Москву, ищи супругу с дочерью. Неволить не стану. Завтра в поездке к митрополиту мне и Алексея Адашева хватит.
– Нет, государь, так оно хуже будет. Ночь уж как-нибудь вытерплю, а утром с тобой в город отправлюсь. Потом, коли позволишь, на Москве и останусь.
– Конечно, Дмитрий! Скажи, я чем-нибудь могу тебе помочь?
– У тебя и без меня дел невпроворот. Сам в своей беде разберусь как-нибудь с Божьей помощью.
– Ладно. Не отчаивайся раньше времени.
Ургин спросил:
– Тебе еще не донесли, сколько народу в пожаре погибло?
– Доносили, но всяк по-разному. Одни говорили, что погорело да задохнулось около двух тысяч человек, другие – что не менее четырех. Точно не сосчитать, пока завалы, развалины, пепелища не разберем. Но много людей сгинуло в огне, Дмитрий. За что Господь так карает меня? Но о том с митрополитом разговор будет. А ты поди отдохни, если сможешь и не пожелаешь уехать.
– Да, я останусь с тобой, государь.
– Ничего, Дмитрий, на Руси много бед случалось, но наши предки все переживали. Выдержим и мы. Да, тяжко, худо, а жить надо, даже если и не хочется.
Иван поднялся, опять ссутулился и пошел обратно во дворец.
Отправился к себе и князь Ургин. Эта ночь выдалась для него бессонной и бесконечно долгой. Так и не сомкнув глаз, он с рассветом вышел на улицу. Моросил мелкий дождь. Он был теплый, лишь прибивал пыль на дорогах.
Царь с Ургиным, своим ложничим Алексеем Федоровичем Адашевым и немногими другими вельможами прибыл в Новоспасский монастырь утром 23 числа. Вид сгоревшей Москвы поразил Ивана. По городу бродили толпы погорельцев. Люди, черные от копоти и горя, разбирали завалы. Они еще не утеряли надежду найти кого-нибудь из близких.
Государь вошел к митрополиту мрачнее тучи. Макарий лежал на лавке, раны и ожоги его были перевязаны. Они приносили ему страдания, но владыка старался их не показывать.
Макарий приподнялся, когда вошел царь.
– Я ждал тебя, государь.
Иван бросился к его ногам.
– Скажи, за что Господь наказывает меня так строго, обделяет своей милостью? В чем моя вина пред Богом, отец? Может, в том, что я посягнул на царство, принял титул, которого не достоин? Кроме тебя, мне спросить некого.
Морщась от боли, митрополит помог Ивану встать, усадил рядом с собой.
– Нет, государь, Господь не лишал тебя своей милости, как и всех прочих рабов своих. Он посылает испытания не тебе одному, а всему нашему народу. Мы должны пройти через них и очиститься от наших грехов.
– Но такой ценой!
