– Сильно захворал царь? – спросил Лобанов-Ростовский.
Князь Ургин, недружелюбно относившийся и к Едигеру-Симеону, и князю Лобанову, ответил:
– Тебе же ясно сказано, что это только лекарям известно. Делать здесь нечего, и слухи по Москве распускать не след. Отлежится царь, поправится. Кто из нас никогда не хворал?
Адашев поддержал Дмитрия:
– Верно говорит князь Ургин. Потому страже будет отдан приказ никого без разрешения государя, царицы или митрополита, покуда хворает Иван Васильевич, во дворец не пущать. И нам надо уйти. Главное, слухи не распускать, чтобы не волновать народ.
– Да, конечно, – сказал Симеон. – Так и сделаем.
Вельможи направились на выход, но Лобанов-Ростовский нашел повод остаться.
Он поднялся к покоям Ивана, дождался, покуда из палат вышел лекарь, и обратился к нему:
– А скажи мне, что за хворь приключилась у нашего государя?
Лекарь понимал, что во дворец открыт вход только вельможам, приближенным к царю, поэтому ответил, не раздумывая:
– Тяжелая болезнь. Государь без сознания, весь в огне. Не знаю, что и делать. Иду к иностранным докторам совета просить. Сколько болезней на своем веку видел и излечил, а такой, как у царя, не встречал.
– Может, кто отравил его?
– Нет! Это не отравление. Неведомая болезнь поразила государя из-за великого напряжения душевных и телесных сил в течение долгого времени.
– Велика ли опасность, что государь может не оправиться? Ты, лекарь, подумай, перед тем как отвечать. Дело-то государственное.
– Думаю, велика. Ну а там как Господь даст. Все мы в его руках.
– Правда твоя! Беги к посольским докторам, советуйся, лечи царя, верши возможное и невозможное, а мы молиться за него будем.
Князь Лобанов-Ростовский покинул дворец, сел на коня и поспешил к подворью Старицких. Его проводили к Ефросинье, вдове князя Андрея.
– У меня для тебя хорошая новость, княгиня!
– Говори!
– Неведомая сильная хворь внезапно свалила Ивана.
Ефросинья, сидевшая на лавке, поднялась.
– Повтори!..
Князь Лобанов-Ростовский рассказал ей все.
– Вот такие дела, княгиня, – заявил он и протер взмокший лоб.
– Говоришь, опасность гибели Ивана велика?
– Так сказал лекарь, направляясь за советом к посольским докторам.
– Из тех докторов помощники плохие. Сегодня на Москве нет такого, который мог бы усмирить болезнь. Был один немчин, но уехал. Не прижился у нас. В добрый путь.
– Что делать-то будем, княгиня?
– Покуда ждать. А когда дни Ивана будут сочтены, тогда Владимира Андреевича, моего сына, станем сажать на трон.
– Но у Ивана есть сын Дмитрий.
Ефросинья криво усмехнулась.
– Убрать бы Ивана, а с младенцем да Анастасией вместе с родом ее поганым уж как-нибудь справимся. Захарьиным власти не видать. Всех истребим по пути к престолу. Лишь бы Иван не встал. Анастасия уже похоронила двух дочерей, не проживших и года. Похоронит и сына, а за ним и сама в могилу ляжет. Не быть ей на месте проклятой Елены Глинской. Тебе же, Семен, надобно держаться ближе к дворцу. Знаю, что сейчас к Ивану пускать никого не будут. Только царицу, митрополита, лекарей и стражников. К Анастасии, понятно, тебе не подобраться, а вот с Макарием почему бы не поговорить? Интерес твой вполне объясним. Ты печешься о здоровье государя. Остальных купить можно. На то денег получишь сколько надо, да своих не жалей. Вернешь больше, чем потратишь. В общем, как хочешь, но я должна знать о состоянии Ивана все и каждый день. Ты понял меня?
– Да, княгиня.
– Сюда ежедневно приезжать не след, дабы не вызвать подозрения у наших врагов. Все, что узнаешь, будешь передавать чрез моего человека, Петра.
– Кто такой этот Петр? Я его знаю?
– Он знает тебя, этого достаточно. Петр найдет и время, и место, где встретиться. Скажет, что от меня. От него и деньги получишь. Старайся, Семен. Другой такой возможности возвыситься, как только князь Владимир станет царем, у тебя уже не будет. А в том, что ты займешь высокий пост, я тебе клянусь. – Ефросинья повернулась к иконостасу и трижды перекрестилась.
Князь Лобанов-Ростовский выехал с подворья Старицких, окрыленный надеждой. Он уже видел себя в ближайшем окружении нового царя.
Князь Ургин вернулся к себе, напротив, подавленным. Он отказался от трапезы, долго молился, после чего уединился в своей горнице.
К нему зашел сын Алексей.
– Что с тобой, отец? Ты приехал из Кремля сам не свой, есть отказался. Что-то случилось?
– Может случиться, Лешка, причем самое страшное.
– Ты говоришь загадками.
– Государь очень сильно захворал, Леша, впал в беспамятство.
– Но он еще вчера был совершенно здоров!
– В том и дело, что вчера и был. А сегодня…
– Кто-то помог царю заболеть?
– Обо всем думал, о сказанном тобой тоже. Вроде никто не имел возможности нанести Ивану столь разящего удара. С другой стороны, враг коварен, мог придумать такое, что и в голову не придет.
– А что лекарь говорит?
– Он не знает, что за хворь приключилась с царем, ищет совета у иноземцев, да кто ж ему что-то дельное подскажет? Наше царство всем соседям как нож в горле. Да и свои доморощенные вельможи, которые желают править в уделах по-старому, не по закону и справедливости, а своевольно, безгранично, тоже спят и видят Ивана в гробу.
– Но за государем дворянство, народ.
– А вокруг него бояре. До сего момента едва ли не все они стояли на стороне царя. Вот только неизвестно, как будет теперь.
Алексей прошелся по горнице:
– А в чем выгода противников царя? Ладно, если бы у Ивана не было наследника, но он есть, Дмитрий.
– И еще двоюродный брат Ивана, князь Старицкий. Его самого вполне устраивает нынешнее положение. А вот мать, княгиня Ефросинья, урожденная Хованская, вдова родного дяди Ивана князя Андрея Ивановича, казненного по приказу Елены Глинской, не простила матери царя смерти мужа. Всю свою ненависть она перенесла на Ивана. Да и к смерти Глинской Ефросинья наверняка приложила руку. Она не упустит такой случай. Если, не дай Бог, Иван умрет, то и наследнику Дмитрию, и самой Анастасии долго не жить. Тогда законным наследником станет кто?
Алексей погладил бороду.
– Князь Владимир.
– Верно. Нынешние бояре, противники перемен, как из глины слепят из него такого государя, какой им нужен. Ефросинья им поможет. Русь откатится назад, потеряет все то, что приобрела при Иване.
