– Вам очень идет, – позавидовал Гусаков. – Мне он, пожалуй, маловат…
– Я вам сегодня же верну, – испугался Никитин. Он боялся, что ему подарят пиджак и сердце не справится, лопнет от благодарности.
– Можно и завтра, – успокоил Гусаков. Он играл роль Деда Мороза, а не сумасшедшего, и пиджак из антилопы он дарить не собирался. То, что это была антилопа, а не свинья, нигде не было написано, но все же благородное происхождение пиджака каким-то образом читалось и как бы перемещало обладателя в другой социальный слой.
В комнату заглянула Изабелла.
– Влюбился, – объяснил Гусаков происходящее. – На свидание идет.
– Да? – тихо и глубоко обрадовалась Изабелла, всматриваясь в Никитина, как бы ища в нем приметы избранности. – А почему такое лицо?
– Я боюсь, – сознался Никитин. – Мы с ней, откровенно говоря, почти не знакомы…
Гусаков открыл бар, налил полстакана виски. Протянул.
– Спасибо, – поблагодарил Никитин. – Только я не пью.
– А вам никто и не предлагает пить. Это маленький допинг. Как лекарство.
Никитин послушно выпил и закашлялся. Постоял в некоторой прострации, потом пошел – в той же самой прострации. Закрыл за собой дверь.
– Странный, – сказала Изабелла.
– Есть немножко, – подтвердил Гусаков. – Но способный. Любит науку, а не себя в науке.
– А почему бы тебе не назначить его на место Кошелева? – предложила Изабелла.
– А Кошелева куда?
– На пенсию. Или на повышение.
Гусаков посмотрел на жену, вернее, сквозь жену, обдумывая предложение.
– А не рано? – усомнился Гусаков.
– Человек все должен получить в этой жизни своевременно. Пока ему этого хочется. Вон на Кубе все министры молодые.
– Так то Куба, – раздумчиво проговорил Гусаков. – Там климат другой. Там бананы растут.
* * *
Никитин тем временем пересек двор. Решительно вошел в пятый подъезд. Поднялся пешком на третий этаж. Подошел к квартире двенадцать.
Постоял. Потом повернулся, так же решительно зашагал обратно.
На углу синими буквами было написано «Синяя птица» и под надписью нарисована птица, но какая именно – непонятно. Никитину было не до птицы. Он вошел в кафе и спросил официантку:
– У вас нет чего-нибудь немножко выпить? Грамм пятьдесят?
– У нас не распивочная, – высокомерно ответила официантка.
– Простите, а где ближайшая распивочная?
– В магазине.
Очередь в винный отдел была длинная, но текла довольно бодро, и Никитин довольно скоро предстал перед продавщицей Нюрой. На Нюре был синий берет, белый халат и под глазом – давний, уже выцветший синяк. Может быть, Нюра разодралась с недисциплинированным покупателем.
– Скажите, пожалуйста, а у вас такие маленькие бутылочки есть? – спросил Никитин и, раздвинув большой и указательный пальцы, показал размер бутылочки.
– Мерзавчики, – подсказали за спиной.
– Да, мерзавчики, – подтвердил Никитин.
– Нет! – ответила Нюра, как бы обижаясь на невыполнимое требование.
– А чуть побольше?
– Чекушка, – подсказали за спиной.
– Да. Чекушка.
– Нет!
– Не задерживайте! – потребовали в очереди. – Тут люди на работу торопятся!
Никитин послушно отошел от прилавка. Остановился в растерянности.
– Может, скооперируемся? – спросил, подходя, благообразный господин с бородкой, похожий на члена Государственной думы. А может, и бывший член. – Мне тоже не нужно целой бутылки. Возьмем и разольем, кому сколько надо.
Никитин повернулся к Нюре.
– В очередь! – потребовали за спиной.
– Но я же стоял! Ведь я стоял? – спросил Никитин у Нюры, восстанавливая справедливость.
– Как очередь решит, – распорядилась Нюра.
Она сама ничего единолично не решала и была как бы частью текучего коллектива, именуемого «очередь».
Никитин махнул рукой на справедливость и встал в хвост.
– Какое безобразие! – привычно возмутился господин с бородкой. – Вот мне надо немножко спирта для компресса. А в аптеке без рецепта не дают…
И тут появился Федя.
На его лице и одежде отчетливо читалась вся его прошлая и настоящая жизнь.
– Давай возьму! – предложил Федя, дергая за пятерку, выступающую из пальцев Никитина.
Не дожидаясь ответа и, видимо, не нуждаясь в нем, Федя взял деньги и пошел в начало очереди.
– Бутылочку, Нюра! – Он протянул пятерку через головы.
– В очередь! – потребовала очередь.
– Для больного беру, – объяснил Федя и взял бутылку, так же через головы. Видимо, у него с Нюрой была своя мафия.
Отнес Никитину бутылку и рубль сорок сдачи.
– Пошли! – скомандовал он. – Стакан у меня есть.
Трое вышли из магазина.
По улице шли транспорт и пешеходы. Текла своя уличная жизнь.
– Давай во двор, – предложил Федя и первым направился под арку.
Остановились возле песочницы под детским грибом. Два мальчика дошкольного возраста строили из песка тоннель.
– Здесь неудобно, – сказал Никитин.
Перешли за угол дома. За углом стояли высокие баки с пищевыми отходами.
Господин достал портмоне, стал копаться в мелочи.
– Вот. – Он протянул Феде три монеты. – Здесь шестьдесят копеек. Мне совсем чуть-чуточку.
Федя вытащил из кармана стакан, обтер его изнутри полой пиджака, откупорил бутылку и отлил немножко в стакан. Посмотрел. Подумал и в результате размышлений аккуратно отлил половину из стакана обратно в бутылку.
– Держи, – сказал он, протягивая. – Тут ровно на шестьдесят.
Господин взял стакан и пошел.
– Э! Ты куда? – удивился Федя.
– Домой. Мне собаке надо компресс сделать. Ее кошка оцарапала, – объяснил господин.
– А стакан? Что он тебе, дары природы? Он, между прочим, денег стоит.
– Сколько?
– Полтинник.
Господин снова покопался в своем портмоне. Достал пятьдесят копеек. Отдал Феде и ушел.
– От жлобяра! – возмутился Федя. – Собака, значит, из стакана, а люди – из бутылки.
Он отметил ногтем свою долю. Выпил. Проверил. Сделал еще два глотка, после чего протянул Никитину:
– На!
– Ой! Как-то я не могу, – смутился Никитин.
– А ты вдохни воздуху, – проинструктировал Федя.
