– …! – выругался Паша. – Мозги мне не компостируй! Где ты была?
– В монастыре, – ответила я. Скрывать бесполезно. У нас все знают всё, Виктор Сергеевич звонил воспитателю, Любови Игоревне, и она рассказала девочкам, а девочки – всем остальным, кому интересно. Интереснее всех – Паше.
– С ним, – утвердительно прорычал Паша.
– С группой, – ответила я.
Паша очень грубо прокомментировал это, продолжая держать меня. Интересно, на что он рассчитывал? Чего хотел? Думаю, он и сам не понимал.
– Паша, – я попыталась аккуратно освободиться. – Я буду у себя в комнате делать уроки. Если что нужно – заходи. Телефона у меня нет, его Любовь Игоревна забрала. Так что не звони.
Паша неожиданно схватил мою сумку и вытряхнул ее на пол. Покатилось по полу мое зеркальце, выпала так и не доеденная булка, маленький хлебец, плотно завернутый в бумагу, который я везла Любе, рассыпались монетки. Я сразу не стала ничего поднимать.
На меня с пола смотрела маленькая иконка, которую я купила в монастыре за пятнадцать рублей, святая Ольга. Я не знала, какую святую лучше выбрать – свою или мамину, выбрала все же Ольгу. Я присела и взяла в руки иконку. Паша изо всех сил толкнул меня ногой, я не смогла удержаться на корточках и упала. Паша пнул мои рассыпавшиеся вещи, смачно плюнул и ушел.
Я быстро поднялась, ко мне по коридору бежала Люба.
– Руська! – она подбежала, обняла меня за ноги. – Какой он… – она попыталась неумело выругаться.
– Я не разрешаю тебе ругаться! – Я поцеловала ее в теплую голову. – Что-то ты горячая. Ты нормально себя чувствуешь?
Люба не ответила, крепко прижимаясь ко мне.
– Если он тебя убьет, я буду вообще одна…
– Глупости не говори. Он же меня любит, ты знаешь.
– Поэтому и убьет! От ревности! Все так говорят!
– Да? – удивилась я. – Ну ладно. Я попробую что-нибудь с этим сделать. Если уж прямо все говорят…
– Да, он и Дашку сегодня бил…
– Дашку-то за что?
– Она первая прибежала к нему, сказала, что ты с тренером уехала, венчаться…
– Венчаться?!
– Ну да, что вы в церковь пошли… Жениться еще нельзя, вы решили венчаться…
– А венчаться можно, да? – засмеялась я. – Люба, ерунду не повторяй. Я на экскурсию ездила, в монастырь. Хлеб там монастырский пробовала и чай. В следующий раз тебя с собой возьму. Вот я тебе привезла, – я протянула ей хлебец.
Люба тут же развернула его, понюхала и быстро съела.
– Я тебя так люблю, ты не представляешь! – сказала она. – А Васька с утра курил.
– Васька? – переспросила я. – Твой маленький Вася?
– Да!
– И как? Не рвало его?
– Нет, я его хотела набить, но мне Любовь Игоревна не разрешила. Сказала, чтобы я не лезла. Что в жизни надо все попробовать, и что воспитывать будет она.
Я вздохнула. Любовь Игоревна с недавних пор сильно хромает, и у нее больной ребенок. Но ее так трудно прощать и жалеть.
– Люба, я пойду к контрольной готовиться и доклад делать. Хочешь, приходи ко мне. Если у нас орут в комнате, я буду на подоконнике.
– Расскажешь мне про тренера? – Моя маленькая подружка с детским любопытством смотрела на меня.
– Расскажу, как только три пятерки подряд получишь.
– Руська…
– Ну хотя бы две – по русскому и математике.
В боку у меня заныло – наверно, Паша куда-то мне неудачно попал. Он уже шел навстречу в обнимку с зареванной Алёхиной. Поравнявшись со мной, Паша смачно плюнул в мою сторону и стал отчаянно целовать Алёхину. Маленькая глупая Алёхина влипла в него. Я отвернулась и побыстрее ушла к себе.
Иногда жизнь у нас становится просто невыносимой. Но другой жизни у меня нет, поэтому нужно приспосабливаться к этой. Я это поняла еще давно, когда вообще ничего не понимала, поняла не головой, а нутром – что надо найти то положение, в котором меня не скрутит, не сломает, не искорежит, и желательно при этом не делать ничего такого, от чего самой потом тошно, – не обнимать Любовь Игоревну, не бить втроем кого-то, чтобы забрать деньги или чтобы посмотреть, как человек будет плакать и ползать на коленях, не съедать у маленьких их посылки и так далее. Список длинный.
Не ловить белок на шкурки, которые покупает один мужик в поселке, – потом эти белки освежеванные снятся несколько ночей подряд. Не воровать – это, кажется, общий закон, не только нашей жизни, это не я придумала. Не дружить с Леркой, хотя она одна из самых неглупых девчонок, но и самая подлая. Она могла бы даже неплохо учиться – просто она ничего вообще не делает, но на лету хватает, знает, с кем сесть, у кого списать, где найти ответ. Но хорошо соображать и быть хорошим человеком – это же совсем разные вещи. Мне и Веселухин всегда казался хорошим человеком. А сейчас он совсем голову потерял, потому что я тогда в лесу себя очень опрометчиво повела. Но ведь он мне искренне нравился! И пальто ведь он еще до всех поцелуев украл…
Если бы у меня был телефон, я бы, наверно, сегодня отошла бы подальше, где меня никто не слышит, и позвонила бы в службу доверия. Есть такая служба, нам рассказывала Серафима. Мне кажется, она специально рассказывала, потому что понимает, какие у нас сейчас проблемы. Я бы попросила там совета – как мне быть. С Пашей. С Виктором Сергеевичем. С теми, кто говорит мне незаслуженные гадости. Или все же правы они и я делаю что-то очень плохое? Ведь не зря и Машина мама, и Анна Михайловна, и воспитатели видят во мне плохое.
Я решила больше себя не мучить, может быть, все-таки сходить на исповедь к отцу Андрею. Он говорил, что для исповеди нужно как-то готовиться. Наверняка об этом можно прочитать в Интернете. Я знаю, что Любовь Игоревна – очень религиозная, но спрашивать у нее было унизительно. Мне не хотелось с ней больше ни о чем разговаривать.
До поздней ночи я делала уроки. На ужин сходила очень быстро, было невкусно, невероятно невкусно, тетя Таня иногда просто превосходит саму себя. Она сочетает какие-то несочетаемые продукты. Вот отдельно, может быть, это еще и было бы съедобно, но вместе получается просто съестная какофония. Безвкусная серая рыба с вермишелью. Тугая несоленая перловка с крупно нарубленным капустным салатом. Жидкий молочный суп и сильно-сильно прожаренная котлета. Я взяла хлеб, аккуратно, чтобы она не заорала, отнесла свою недоеденную тарелку, подмигнула Паше, отчего он перестал есть, так и замер, некрасиво открыв набитый капустой рот, и ушла доделывать доклад.
Разумеется, не прошло и десяти минут, как примчался Веселухин, даже не догадавшись хотя бы вытереть рот от масла, у которого такой неприятный, как будто бензиновый запах, последнее время тетя Таня кладет это масло в салаты.
– Пойдешь со мной во двор? – спросил он с ходу.
Я удивленно посмотрела на него.
