Мы уже шли пешком, машину оставили километрах в полутора от монастыря, на удобном месте, на краю деревни. Виктор Сергеевич взял меня за руку.
– Душу открыть не хочешь мне, нет?
Я руку не отнимала, прислушивалась к себе. Может, сказать ему про Андрея? Что это со мной вчера было?
– Молчишь… – не так понял мое молчание Виктор Сергеевич. – Ладно. Впитывай, дыши. Здесь и воздух совсем другой. Люди о другом думают. Сколько раз я сюда ездил, и мысли не было, что однажды приеду сюда с девушкой. А вот видишь, как вышло. А, Брусникина?
Я ощутила, как краска разливается по моему лицу, но говорить ничего не стала и руку не отняла. Я не знала, правильно ли я поступала, спросить мне было не у кого, нет такого человека, которому я могла бы доверить это, а сама я не понимала. Мы так за руку и вошли в монастырь, походили по большой территории, по затейливо проложенным дорожкам.
– Красота, правда? – спросил Виктор Сергеевич. – Нравится тебе?
Я кивнула.
– Только ты в монастырь не уходи, ни при каких обстоятельствах, хорошо, Брусникина, договорились?
Я засмеялась.
– Нет, ты не смейся. Это первое обещание, которое я с тебя собираюсь взять.
– Будут еще обещания? – насторожилась я.
– Будут, – пообещал Виктор Сергеевич и крепко сжал мне руку. – Знаешь, здесь ракурс такой хороший, а ты еще и одета, как нарочно… Как девушка с картины передвижников… Знаешь, кто такие передвижники?
– Знаю, я не дикая.
– Я рад, в основном за себя, – улыбнулся Виктор Сергеевич. – Что выбрал себе не дикую девушку. Я отойду, сниму тебя, ладно? Не возражаешь?
Я пожала плечами. Как-то его настойчивые слова о том, что я его «девушка», меня сегодня тревожили.
– Тогда просто стой, как сейчас стоишь.
Он быстро отошел в сторону. Я почувствовала, как меня кто-то трогает сзади за плечо:
– Сестра…
Я настороженно обернулась. Монахиня протягивала какую-то карточку:
– Не брат твой обронил? – спросила она.
Я взяла у нее плотную серую шершавую карточку, на ней ничего не было написано, только стояло несколько цифр.
– Не знаю, – сказала я. – Я спрошу у Виктора Сергеевича…
– Не брат тебе? – прищурилась монахиня.
– Нет.
– А кто ж, сестра, он тебе?
Я молчала, а монахиня, несколько секунд пытливо посмотрев мне в лицо, пошла прочь. Я смотрела ей вслед. Почему она здесь? Я не поняла, сколько ей лет. Приблизительно сколько Серафиме. А Серафиме сколько? Бабушкой ее еще не назовешь. Я в возрасте плохо разбираюсь.
Виктор Сергеевич сфотографировал меня и чему-то очень радовался, глядя на получившиеся фото, особенно на одну фотографию, на которой я как раз задумчиво смотрю вслед монахине.
Серая карточка оказалась магнитным ключом от его подъезда – я даже не знала, что такие бывают. А слова монахини не выходили у меня из головы. Разве нельзя жить так, чтобы не думать о лишнем, например о том, о чем думать не получается?
Я не знаю, кто мне сейчас Виктор Сергеевич. Я не хочу придумывать, что будет потом. Все равно будет по-другому, чем мы думаем. Моя мама так всегда говорила и была права. Она не думала, что умрет так рано, иначе бы обязательно лечилась, чтобы не оставлять меня на свете совсем одну. Она знала, что на папу надежды никакой.
Или вот я еще недавно совсем не думала, что буду бояться Пашу Веселухина, от взгляда которого мне становилось весело и горячо. Я еще месяц назад не поверила бы, если бы мне сказали, что я поеду куда-то вдвоем с Виктором Сергеевичем, и он назовет меня своей девушкой, а уж про встречу с шефом, о которой я столько фантазировала, я и говорить не хочу. Все вообще вышло не так – с начала до конца. Думаю, что теперь у меня шефа нет. Разве что вот Виктор Сергеевич… От этой мысли я даже улыбнулась про себя.
Он тут же это заметил.
– Что? – с некоторой тревогой вгляделся он в мое лицо. – Что-то не так?
– Почему?
– Ты так смотришь…
– Так не плачу же! – удивилась я.
– Брусникина, а ты умеешь плакать вообще? – спросил Виктор Сергеевич и опять крепко-крепко сжал мою руку. – Будешь вот так со мной ходить везде, поняла? Пусть говорят, что хотят, наши тётьки, правда? Вот сейчас проверим – в церковь зайдем, если потолок там на нас не упадет, свечи все на алтаре не погаснут и иконы не почернеют от стыда – всё, значит, мы с тобой ничего плохого не делаем, – Виктор Сергеевич легко перекрестился своим же собственным словам. – Да и правда, Брусникина, ты вообще литературу русскую читала? Что такого – сплошь и рядом дворяне женились на девушках твоего возраста, а уж про крестьян я не говорю. А прадеда моего женили – слушай внимательно, Брусникина! – в одиннадцать лет. Невесте его было четырнадцать, она была из вполне зажиточной семьи. У прадеда моего семья была не совсем уж голытьба, но штанов у него не было. Портки были какие-то, подштанники, а нормальные штаны появились только уже после свадьбы. Дети тоже… – Виктор Сергеевич взглянул на меня, посмеиваясь чему-то своему, – чуть позже появились, уже вслед за приличными штанами.
Я опять покраснела – довольно неприятное чувство. Почему-то очень стыдно, оттого что краснеешь.
– Я вообще-то замуж не собираюсь, Виктор Сергеевич, – сказала все же я.
– Та-ак, уже интересно, продолжай, продолжай, Брусникина. А собираешься ты…
– Я собираюсь учиться.
– На кого? На актрису?
– Почему? – удивилась я. – Нет. Я хочу быть учителем, как мама. Но только быть учителем не в школе, а в университете, профессором. А для этого нужно закончить институт, настоящий, хороший, не училище.
– То есть быть образованнее меня, – подытожил Виктор Сергеевич.
Я знала, что у нас есть в школе учителя без высшего образования, потому что работать некому. О том, что окончил Виктор Сергеевич, я не думала, мне это было совсем ни к чему. Да и сейчас… Я пожала плечами.
– Я о вас не думала. Я говорю о себе, о своем образовании.
– Приятно, черт возьми! – воскликнул Виктор Сергеевич, и проходящие мимо монахини с большими свертками в руках укоризненно покачали головой. – Простите, – весело сказал им Виктор Сергеевич. – Да нет, Брусникина, я на самом деле, если тебе интересно, окончил институт культуры, но образование там, знаешь… так себе. Но диплом есть.
– Хорошо, – вежливо ответила я, не очень понимая, к чему вообще этот разговор.
– А ты, значит, хочешь быть профессором…
Я смущенно пожала плечами.
– Может быть, я не так сказала. Я видела в одном фильме… Есть преподаватели в институте, мне это больше нравится. В школе учителя – как воспитатели, учиться ведь почти никто не хочет. А я хотела бы учить тех, кто хочет учиться. И еще работать в лаборатории, может быть…
