Виктор Сергеевич опять подошел ко мне близко-близко, невозможно близко. Я видела каждую родинку и морщинку на его лице. Близко были его глаза, его губы.
– Фу-у… – сказал он. – Знаешь что, Брусникина… Так… – Он энергично прошелся по залу. – Ты мне так в глаза не смотри, договорились?
Да как я смотрела? Я вообще никак не смотрела. Спроси меня в тот момент – вот мне нравится Виктор Сергеевич или нет, я даже бы не сказала. Не знаю. Мне нравится, что я ему нравлюсь, вот это точно. Еще нравится, что от него приятно пахнет – горьковатой свежестью, но не резко, как иногда приходит на уроки надушенный Песцов, так что дышать в классе невозможно – по крайней мере, мне, с моим носом. А у Виктора Сергеевича одеколон ненавязчивый, терпкий и свежий одновременно.
Мне нравится его фигура – но такая идеальная фигура не может не нравиться, он всю жизнь занимается танцами. Мне нравится его чистая, гладко выбритая кожа. Он же, наверно, еще молодой. Это для меня он очень-очень взрослый. А на самом деле ему… Не знаю. Не больше тридцати двух, это точно. Или меньше, лет двадцать девять… Спрашивать я как-то не решалась.
Все это мне нравится в том смысле, что не противно, не раздражает. Но вот нравится ли мне он сам – это вопрос. У меня ничего не шелохнется в душе оттого, что я его вижу. А смотреть на него приятно. И когда он берет меня за руки и стоит близко-близко – тоже приятно. Осталось с ним поцеловаться и понять, не перестанет ли он мне после этого нравиться, как Веселухин.
Я, правда, не уверена, отчего мне перестал нравиться Веселухин – оттого, что я с ним поцеловалась, или от его ненормальной ревности и отношения ко мне, как к своей собственности. Может быть, кому-то из девочек это и нравится, я часто слышу: «Ревнует – значит, любит». Но мне такая любовь совершенно не нужна, с припадками, драками и слежками.
Виктор Сергеевич опять подошел ко мне.
– Что ты смотришь? Смешно? Свела с ума, теперь смеешься?
Я на всякий случай не стала отвечать ни на один вопрос, тем более что говорил он это совершенно несерьезно, как будто шутил.
– Вот интересно, ты по природе такая, да? – задумчиво спросил он. – Вроде учить тебя некому… Так, все, Витя, встряхнулись и пошли.
Я вышла из школы первая. Виктор Сергеевич легко сбежал по ступенькам вслед за мной.
– О, стоишь! А я думал, ушла… Брусникина, а тебе точно четырнадцать лет?
– Точно, – засмеялась я. – Точнее не бывает.
– А пятнадцать скоро будет?
– В апреле.
– Овен?
– Да.
– Ясно… Я так и думал. Или Стрелец, или Овен.
– Виктор Сергеевич! – сзади нас окликнули.
Лариса Вольфганговна, в рыжей куртке, вполне модной ушанке, даже не ожидала ее увидеть в таком симпатичном наряде, махала нам рукой. Точнее, махала она Виктору Сергеевичу. И меня она тоже не ожидала увидеть, была удивлена не меньше, чем я ее модной шапке.
– Опа! – сказала Вульфа. – И… куда же вы идете?
– За танцевальной обувью! – не моргнув глазом, сказал Виктор Сергеевич. – Выросла девушка, все мало́ стало. А она у меня солистка.
– Ясно… – протянула Вульфа, явно думая о чем-то своем. – А где обувь продается? А то мне тоже надо…
– Танцевальные туфли? – усмехнулся Виктор Сергеевич.
– Да, у тебя… – она поправилась, – у вас же есть теперь группа для взрослых…
– Платная группа, Ларис, – уточнил Виктор Сергеевич, посмеиваясь. Что-то ему показалось очень смешным в словах Вульфы.
– Да-да, я буду платить! – вздернулась та. – А я-то думаю, что́ такая Брусникина задумчивая и рисовала весь урок каких-то сперматозоидов…
Я внутренне вздрогнула, еще ничего не понимая. Кажется, я тут лишняя. Во-первых, Лариса Вольфганговна как-то резко поменялась. Только что, час назад, я чуть было не рассказала ей о своих событиях и переживаниях, а она так неожиданно агрессивно говорит обо мне. Какие сперматозоиды, причем тут это? На самом деле начала я с самой обычной осени, это потом я уже поверху нарисовала ветер, а ветер нес листья и брызги – и вот так и получилось. Там, если всмотреться, можно было бы узнать наш обычный пейзаж, который я вижу каждый день из окна своей комнаты. Я его часто рисую, он меняется в зависимости от времени года. Я даже бочку дяди Гришину нарисовала. Только потом ее чуть замазала, когда сверху капли дождя рисовала.
– Что? – задиристо сказала Вульфа. – Симпатичный у нас Виктор Сергеевич, да? Гладкий такой весь… А целуется как… М-м-м… Ты со мной согласна, милая девочка?
Я пожала плечами. Ну что тут скажешь, когда женщине так плохо. Я видела, что Вульфа пятнами, как Веселухин, еще не пошла, но сильно себя она не сдерживала – вздрагивала, нервно смеялась, теребила изо всех сил бегунок от молнии на своей куртке, пока не свернула его набок, и он остался в ее руке. Что-то наболело у нее, значит.
– Лариса… Вольфганговна… – Виктор Сергеевич ловким движением взял мою учительницу по рисованию под локоток и настойчиво потащил куда-то в сторону. Отойдя так, чтобы мне не было слышно, он начал ей что-то говорить, улыбаясь, но как бы… наоборот. Если он со мной разговаривал серьезно, а глазами улыбался, то с ней он говорил с улыбкой, но глаза при этом были не злые, но достаточно серьезные и даже встревоженные.
– Да ладно! – громко отвечала Лариса Вольфганговна и вырывалась, но как-то очень своеобразно – обеими руками обвивая при этом шею Виктора Сергеевича.
Виктор Сергеевич, опять оглядываясь на меня, что-то говорил ей, крепко держа за локоть и аккуратно снимая другой рукой ее руки со своей шеи.
– Прямо уж дети! Ха! – опять громко проговорила Вульфа, и мне показалось, что она говорит нарочито громко, чтобы я услышала.
Я подумала – не уйти ли мне, пока еще светло. Я успею дойти до детского дома быстрым шагом, пока не стемнело. И часа через полтора как раз будет ужин. Жалко, конечно, не порепетируем, но раз такие сложности… Я, если честно, очень не люблю таких мутных и двусмысленных ситуаций. Мне проще уйти.
Я развернулась и пошла, хорошо, что на всякий случай захватила с собой из зала сумку с танцевальными туфлями, не придется возвращаться.
Я не успела пройти и трехсот метров, как услышала сзади звук машины и короткий гудок.
– Садись, – кивнул мне Виктор Сергеевич. – Садись, садись.
Я помедлила и села.
– А Лариса?
– А что Лариса? – улыбнулся Виктор Сергеевич.
– Вы с ней встречались?
– Я? С ней? – Виктор Сергеевич прибавил скорости и выехал на широкую проезжую часть с нашей боковой улицы. – А даже если и встречался. И что? Это было давно, теперь… Руся, можно я не буду говорить об этом?
– Можно, – кивнула я, пытаясь вспомнить – видела я у нее обручальное кольцо или не видела. Видела. Точно, видела. Обручальное, довольно толстое, простое. Это ее единственное украшение. Но на левой руке! Я же еще думала – почему? Вульфа развелась и хочет всем показать, что она была замужем? Или она католичка? Бывает же такое… – Мне вообще все равно, – добавила я для точности, видя, что Милютин то и дело обеспокоенно взглядывает на меня.
